Николай Леонов - Стервятники

— Говорите.

— Вы назначаете время и место, но приходите не один, а с друзьями. Минимум пять-шесть человек.

— А сколько человек придет с вами?

— Я буду один, молодой человек.

— Странно. — Толик замялся. — Давайте и встречаться один на один.

— Не пойдет, — отрезал Гуров. — Я не хочу получить пулю в затылок.

— Чем вы застрахованы, если я прибуду с компанией своих парней? удивился Толик.

— Количеством свидетелей. Одного человека можно убить и спокойненько скрыться. А уничтожить группу людей крайне сложно.

— Это мои люди...

— Не торгуйтесь. Я сказал. Они ваши люди, пока вы не поднимете руку на известного сотрудника милиции. Как только поднимете, ваши люди мгновенно превратятся в свидетелей прокуратуры.

Вы хотите встретиться. Согласен. Но только на моих условиях.

Разговор этот происходил около десяти утра. Сыщики, как обычно, сидели за своими столами, привычно поглядывая друг на друга.

В кабинет проскользнула секретарь Орлова Верочка, положила перед Гуровым телефонограмму и исчезла. Сыщик прочитал: "Сегодня в пять утра на территории рынка обнаружен труп сержанта милиции Вересаева. Смерть наступила в результате проникающего ранения, нанесенного в сердце. Удар колющим предметом под левую лопатку.

Время предположительно между часом и тремя ночи. Задержанных нет. Преступниками похищен пистолет Макарова".

Гуров почувствовал, что упала последняя капля. Сыщик передал телефонограмму Крячко, сухо спросил:

— Вы что молчите? Как говорится, семеро одного не боятся.

— Я думаю, — ответил Толик. — Не могу понять, в чем ловушка?

— Вы переоцениваете значение собственной персоны. Мне нет необходимости ставить вам ловушки. Я могу прислать за вами людей, поместить в изолятор на семьдесят два часа и разговаривать спокойно, ничем не рискуя.

— У вас нет никаких доказательств.

— Согласен. Но доказательств при любом раскладе и не прибавится. Мне надо остановить беспредел, я надеюсь при встрече с вами и вашими людьми объяснить вам некоторые прописные истины.

Гуров отлично понимал, время объяснений прошло, началась война на уничтожение.

— Клянусь, господин полковник, вы нас, обыкновенных пацанов, путаете с группировкой Капитана, — произнес Толик дрогнувшим голосом.

— Возможно, — ответил Гуров. — Из высокого кабинета плохо видно. Встретимся и объяснимся.

— Хорошо, — легко согласился Толик. — Подъезжайте к восьми в ресторан "Фиалка", вас встретят.

В кабинет тихо вошли Котов и Нестеренко, поздоровались, уселись за ничейным столом. Крячко молча передал им заключение экспертизы и телефонограмму об убийстве сержанта. После небольшой паузы Нестеренко сказал:

— Маньяки, хлебнувшие крови, и не могут остановиться.

Гуров сидел отвернувшись, смотрел в окно, думал: за все отвечу. И не министр меня будет судить, а друзья, мать, отец, я сам. А куда деваться? Он продумывал детали предстоящей операции, а Станислав вполголоса объяснял операм, что старшой сбрендил, собирается с молодой кодлой встречаться.

— Лев Иванович, извините, — сказал Нестеренко. — Если бы вы шли на встречу с крупным авторитетом или вором в законе, то приглашение свидетелей было бы тонким выигрышным ходом. Но вы собираетесь встретиться с отморозками. Они и так ни черта не думают, а в стае опасны десятикратно.

— Опасность — составляющая нашей профессии, — тихо добавил Котов. Повлиять на них словом невозможно, ваше имя для них — пустой звук или дополнительный источник раздражения.

Я в детстве тоже бил стекла и считал себя храбрецом, с возрастом прошло.

Они остановились в своем умственном развитии, обросли мышцами и оружием, сохранив максимализм и жестокость подростка.

Гуров рассмеялся, спросил:

— Как, Настя, наследник? Завтра они могут вернуться в свой дом. Я не Макаренко, никого перевоспитывать не собираюсь, плохой психолог, раз не знал, что ты, Гриша, умеешь говорить красиво.

Котов смутился, Станислав махнул рукой.

— Лев Иванович, порой мне кажется, что ты клиент института Сербского.

Ты собираешься совершить смертельный, совершенно бессмысленный трюк.

А страховать тебя будет герой-афганец?

Ты знаешь, о чем он мечтает? Я пойду к Петру и поломаю все к чертовой матери!

— Ты никуда не пойдешь! — Гуров опустил ладонь на стол, чернильный прибор подпрыгнул.

— Нет пойду! — Крячко поднялся из-за стола.

— Не пойдешь! — Гуров понизил голос. — Петр не только генерал, начальник Главка, он наш друг, мы не имеем права подставлять друга.

Казалось, из Станислава вышибли дух, оперативник съежился, осел в кресле. Зазвонил телефон, Гуров снял трубку, заученно сказал:

— Слушаю вас внимательно.

— Здравствуй, говорит Тулин.

— Здравствуй, Георгий, есть новости?

— Ночью парни Агеева зарезали сержанта милиции.

— Знаю.

— Я ухожу, мне надоело. Толку от моего сидения никакого.

— Ты в своем праве, я тебя понимаю, уезжай, — безразличным тоном сказал Гуров. — Я разговаривал с Агеевым. Он катит бочку на Капитана.

— И правильно делает, только меня это не касается. Ваша война, ваши дела мне неинтересны.

Станислав, слушавший разговор по параллельному телефону, довольно улыбнулся.

— Я вечером с ним и его окружением встречаюсь, — равнодушно говорил Гуров. — Встреча назначена в "Фиалке", уверен, они меня куда-нибудь отвезут. Но это моя война, тебе желаю удачи.

Гуров положил трубку. Станислав смотрел на друга подозрительно, морщился, с трудом произнес:

— Здесь что-то не так. Ты крутишь, командир. Неужели ты с нами, твоими ближайшими помощниками, не хочешь говорить откровенно? Зачем ты сказал афганцу о разговоре с Агеевым, о бочке, Капитане?

— Сказал, — Гуров пожал плечами. — Я лишь человек, Станислав, не машина, могу сказать и лишнее.

— Никогда! Ну-ка колись, важняк!

— Я не могу подставлять Орлова, ты прав. Но я и тебя не отпущу одного, и здесь моя правда.

— Обязательно, у каждого человека своя правда. Пока ты выполняешь мои приказы. Найди своего Блондина, мы должны знать, где состоится заключительный разговор. Наружка за мной не пройдет. В районе сегодня вечером будет слишком много глаз.

Гуров смотрел на Станислава долго, и от такого задумчивого взгляда Крячко стало неуютно, даже страшно. Так смотрит смертельно больной, не желающий обсуждать с близкими неминуемость скорой кончины.

— Я бы просил тебя быть откровенным, — сказал наконец Крячко и облизнул пересохшие губы.

— Все главное ты знаешь, а лишнее в нашей работе никому знать не следует, — ответил Гуров.

— Ты жестокий человек. Лева, — впервые в жизни Станислав обратился к Гурову по имени, словно Орлов.

— Жесток? — Гуров усмехнулся. — Не знал, что ты подобные слова употребляешь. Давай к делу. Главное, непрерывная связь. Необходимо ее дублировать, исключить возможность разрыва. Если связь прервется, меня убьют, что крайне нежелательно. Потому ты берешь ноги в руки и отправляешься на поиски своего Блондина. Сегодня он должен отслужить тебе честно, от звонка до звонка.