Николай Леонов - Пир во время чумы

Ударил выстрел, пуля впилась в дверной косяк. Николай обернулся, сунул пистолет в карман, презрительно бросил:

— Ты, Сапсан, еще и стрелять не умеешь.

Мефодий швырнул “наган” в спину упрямого парня, попал в плечо. Катерина, от которой трудно было ожидать такой прыти, кинулась к Николаю, крепко обняла его, усадила на стул.

— Поешь, дурень, и не выкаблучивайся в доме, тут разных видали, не удивишь.

Не зная почему, Николай взял вилку, размял картошку, подцепил кусок сельди, аккуратно обобрал кости, съел с аппетитом, запил чаем.

— Биография у меня нехитрая. Из дома ушел после восьмого, устроили меня в Суворовское, там кантовался, экзаменов не сдавал, но аттестат мне почему-то выдали. Неродной отец у меня большой “бугор”. Армию отслужил нормально, всего два раза в карцере побывал. Забыл, год с малолетками сидел, между училищем и армией. Судимость с меня сняли, потому и в армию взяли. После армии в институт пошел, на жратву подворовывал по мелочи, участковый знал, но не трогал, воспитывал меня. Институт бросил. Так год за годом и шел. Потом кореша дамочку в парке грабанули, а я женщин обижать не могу — стоял в стороне. Подъехала “канарейка”, кореша брызнули, я дамочке сумку подал, меня в железо — и в околоток, и два года за соучастие. Полтора отсидел, по амнистии вышел.

— В зоне кем был? — спросил Мефодий.

— Мужиком, но у параши не спал, — ответил Николай. — Два года кантуюсь, не хочу в Москву ехать, матушке кланяться, а жилья нет, паспорта, прописки не дают.

— Не ври, пошел бы на завод, дали бы паспорт, прописали бы в общежитии, — сказал Мефодий.

— На завод не хочу — корячиться за копейки подсобником. Не по мне.

— Откуда пистолет? — спросил Мефодий.

— Неделю назад в другом городе меня какие-то пацаны в парке прихватили, я только в палатке бутылку водки взял...

— Украл!

— Я сказал “взял”. Кража — это тайное хищение, а я зашел в палатку и на глазах у хозяина Абрека взял бутылку, два “Сникерса” и ушел. Тут эта шушера и подкатила, один пистолетиком в рыло тыкал. Честно сказать, я думал, что газовый. Ну, я руку ему подвернул, пистолет забрал, другому в лоб ногой двинул, они и разбежались. Так и живу. Баба одна меня своим дружкам в компанию прочила. Посидел я с ними вечером, послушал их разговор — тоска. Водка, телки, тачки. Я понимаю, что не о театрах же им говорить, но ведь деньги тоже с умом надо взять. А так, как говорится, одна извилина, и та тухлая. }i трезвыми не бывают, и в компании у них кто громче говорит, тот главный, словно менты и агентуры не имеют. Словом, Мефодий, не годится мне такое, два дня пьянки — и верная тюрьма. Честно скажу, некоторым зона в кайф, а мне так поперек. Я нынче на дело пойду, но только на свое и со своими, никак иначе. Я не фраер, Мефодий. Мне много не надо. Извини, если обижу, меня воры в законе тоже не устраивают. Я не против картошки с селедкой, только не каждый же день. И костюм хочу нормальный иметь, и машину неворованную, и собственный дом, и девчонку свою, а не общую — я человек чистоплотный. Если кому платить требуется, я не возражаю, но по совести.

Чем дальше говорил Николай, тем с большим интересом смотрел на него Мефодий, в конце даже улыбаться начал, так, смеясь, и спросил:

— А ты случаем не коммуняка?

— Я, как и они, случаем вор. Только они чужими руками воруют, а я хочу своими, — ответил Николай.

— Ты хочешь в сильную группировку, — уверенно сказал Мефодий.

— Нет, я желаю создать собственную группировку, и чтобы каждого человека я знал, отвечал за него, а он за меня под пули пошел, — убежденно проговорил Николай.

— Я историю плохо знаю, но в двадцатых годах вроде бы существовали Щорс, Котовский, Чапаев, — сказал Мефодий.

— Мне политика и такой размах ни к чему, те времена канули в Лету, хочу мобильную организованную группу бандитов, людей современных, образованных, по возможности честных. — Понимая, что хочет чего-то недостижимого, Николай улыбнулся.

— Человека расстрелять в упор можешь? — прищурился Мефодий.

— За дело смогу, — ответил Николай.

— А дело, не дело, единолично решать будешь?

— Единолично.

— Смешно, но чего бы мне на старости лет и не попробовать? Двух подходящих пацанов сегодня могу дать. Я у тебя буду вроде комиссара. Но вопрос с ворами и с ментами. Я тебе советую по свежим людям. Ты со мной советуешься по переделу территории. Ежели мы не срабатываемся — расходимся мирно, без стрельбы в спину.

Почти через три года у Николая Тишина были уже более тридцати стволов и непререкаемый авторитет в Котуни. Параллельно существовала и группировка Кастро, имевшего более пятидесяти стволов. Но благодаря признанному вору в законе Сапсану, его умению вести переговоры со всеми — с ворами, авторитетами ментами, — войн между группировками практически не было, отдельные стычки гасились в зародыше. И личный авторитет Николая Тишина был выше губернаторского, начальников МВД и ФСБ, даже соседа Кастро и сравним мог быть только с авторитетом Льва Ильича Бунича. И лишь у несчастных жителей растоптанного города не было ни авторитета, ни защиты от бандитов.

Николай купил дом, машину (и не одну, а две), костюмы он не шил у модных портных, выбирал в хороших магазинах, но так как имел отличную фигуру, то одет был всегда элегантно. Последние два года он почти не носил оружия и не всегда пользовался охраной.

А однажды произошел случай, который почти увенчал Николая короной. С тремя друзьями он обедал в ресторане “Фиалка”, когда туда ворвались пятеро вооруженных автоматами ребят. Один из них крикнул:

— Где здесь Акула? Николай... мать его... Тишин?

Зал притих, бандит полоснул из автомата по стене, обедавшие пригнулись от осыпавшейся на их головы штукатурки.

У Николая резко заболел живот, к горлу подступила тошнота. Толком не соображая, что делает, поправил галстук, застегнул жилетку, машинально взял висевший на спинке стула пиджак, поднялся и вышел на танцевальный круг.

— Я здесь. Кто меня ищет? — Николай, проглотив тугой комок, говорил спокойно.

— А, сука! Болтают, ты верх в городе взял! Хочу взглянуть!

— Смотри. — Николай развел руки, стараясь, чтобы они не дрожали.

— Актер, мать твою! Сейчас увидим, какое у тебя нутро!

— Во-первых, возьми пистолет, мудак! — бросил Николай. Ему опять стало плохо, он почти ничего не видел, но неизвестная сила толкала его вперед. — Стреляя в меня из автомата, ты, пидор, убьешь и покалечишь массу невинных людей. — Он говорил, неторопливо надвигаясь на бандита, и увидел, что крикун побледнел, а его дружки растерялись.

Николай уперся грудью в автомат, схватил его за ствол, очередь ушла в потолок, а Николай нанес молниеносный удар ногой по локтю парня и завладел оружием. Не дав никому опомниться, он швырнул автомат друзьям взбесившегося наркомана.