Николай Леонов - Мщение справедливо

– Братан! – крикнул Саша. – Пельмени готовы! Тебе подать или ты здесь присядешь?

– Слова какие освоил... – Борис вышел на кухню. – Где прикажете?

Мишка Захарченко накрыл на выдвижном столе, подвинул хозяину удобное кресло, поставил тарелку с пельменями, солонку, перечницу. Галей впервые обратил внимание, что посуда вся одинаковая, явно дорогая.

– Подарок чей? Или на харчах экономишь? – спросил Галей, дуя на горячий пельмень; заметил, что меньшой внезапно покраснел.

Съев, обжигаясь, несколько пельменей, Борис отодвинул тарелку:

– Пусть поостынут, горячо, вкус пропадает. Михаил, возьми в баре стакан, плесни мне грамм несколько.

– Поберегись, братан! – недовольно буркнул Сашка. – Или память отшибло, благоверных забыл? Они когда нас с тобой делали, наверняка пьяные были. Если с тобой что-то – я ведь тоже не жилец!

– Не боись, Сашок, я помру не от водки. – Галей взял у Мишки стакан, опрокинул разом, вновь подвинул пельмени. – Мишаня, ты моего младшего, как свою ладонь знаешь, скажи, у него деваха завелась?

Мишка взглянул невинно, пожал плечами, пробормотал:

– Я не видел, Борис Сергеевич.

– Что друга не выдаешь, молодец. А эту посуду, – он стукнул вилкой по тарелке, – на все сто, женщина покупала. И хорошо, когда в доме женщина есть. Только как ее определить, чтобы не баба была, не девка, а женщина?

Михаил сидел в сторонке, слушал рассуждения Бориса о женщинах и думал, как хитро в человеке переплетается и уживается черное и белое, гладкое и колючее. Борис – убийца, на все сто – убийца. Сколько он вдов, сирот оставил, старух безутешных? Наверняка сам не знает, ему такое и неинтересно. А брата любит, факт ясный, как погожий день. Послушаешь, так и женщин любит, и говорит о них уважительно, без бывалых историй и мата.

– Я, Борис, не темню, ходит ко мне молодая, – сказал Сашка. – Так увечный я, стесняюсь. Когда платные заскакивают, так мне моя нога не мешает. Они за деньгами приходят, получают, у кого какая нога, их не касается. А вот когда она приходит, я не могу...

– Ты это брось! – перебил Борис. – После войны такой мужик, как ты, для любой краше ордена был.

– Сейчас не война.

– Это у тебя не война, в тереме живешь. Я не попрекаю, мне в удовольствие тебе помогать.

– Слушай, никогда не просил... – Сашка кусал губы, говорил через силу. Ты меня с Мишкой, – он кивнул на Захарченко, – на пару недель куда к морю, под солнышко отправил бы. Или не по деньгам нам? Если куда подешевле, в Болгарии, говорят, не дороже нашего Сочи. Ты не думай, что я с жиру. Уж больно загореть охота, может, тогда мой костыль сухой не таким страшным будет.

– Кончай тарахтеть, сделаем. Сейчас не могу, а через недельку один человек должок вернет и отправлю.

И не хотел Михаил думать о Гурове, но невольно отметил. Значит, сейчас у Галея денег нет, ждет через неделю. О должнике он сказку братану лепит. Да что же я за сука? Сижу в доме, ем, пью, на чужой машине катаюсь, и думаю, как человека в ментовку заложить! Не буду звонить, пусть мне сыскарь любые песни поет. И от зла на себя осевшим, сиплым голосом сказал:

– Борис Сергеевич, вас тут один человек ищет.

– В детстве мы пели: «Кто ищет, тот всегда найдет!» Что за человек?

– Возраста моего, полагаю, из «шестерок», но под козырную масть красится. Небольшой срок отбыл, словечки знает.

– Такой даром не нужен! Скажи, не видел меня! Уехал.

– Так вроде он не сам по себе, а письмишко к вам имеет.

– Пусть зайдет, Сашке оставит.

– Я так и объявил. А он говорит, что велено из рук в руки. Я его к Бате направил, может, дело какое, поинтересуетесь?

– Нет у меня к блатным интересу, они люди на воле временно, как бы на поруки отпущены. Ну, ребятки, за кормежку спасибо. – Борис поднялся. – Ты, Сашок, готовься один жить, я думаю семьей обзавестись. И не надо тебе рядом со мной быть. Видеться, конечно, будем, «зелень» я тебе подброшу, но у тебя голова есть и работает. Ты мой брат, ты меня любишь, но ты обо мне ничего не знаешь.

– Я и не знаю, – тоскливо произнес Сашка и кивнул.

– И знать никогда не будешь. Нам с билетами «МММ» один раз в жизни подфартило, я кое-что в оборот пустил, нам до конца жизни хватит.

В дверь позвонили. Борис схватился за пустой карман, изобразил улыбку, пошел открывать. Он распахнул дверь, но на лестничной площадке никого не было, а с лестницы доносилась дробь каблуков убегающего человека. В дверной ручке торчал смятый конверт.

– Конспираторы херовы! – выругался Галей, забрал конверт, вернулся в квартиру. – Внизу ящик для писем имеется. – Он разорвал конверт, достал лист плотной белой бумаги.

Галей отметил, конверт дешевый, замусоленный, записка на дорогой бумаге с водяными знаками, текст написан не шариковой ручкой, а пером, почерк твердый, уверенный, заглавные буквы и красная строка выделены четко. Лишь отметив все это, Галей прошел в комнату, опустился в низкое кресло, прочитал:

"Привет, Борис!

Не могу дозвониться, потому пишу! Мы знакомы, но не встречались лет сто. Я учился с тобой в одной школе, в параллельном классе. Вы нас звали «букашками». В классе четвертом или пятом мы с тобой однажды «стыкались». Ты мне разбил нос, я тебе подбил глаз. У меня кликуха была – Ленчик, так как фамилия Леонтьев, звать Аким. Не помнишь, думаю, да это и не важно. Я о тебе, Борис, наслышан, полагаю, нам имеет смысл встретиться, тему для разговора найдем. Я живу в области, позвонить мне трудно, но если имеешь желание и время, заскочи на Речной вокзал в кабак, спроси Акима, нас сведут.

С дружеским приветом. Одноклассник".

Письмо Галею понравилось. Отличная бумага, почерк, простота содержания свидетельствовали, что писал человек уверенный, серьезный.

– Михаил! – позвал Галей. Когда Захарченко вышел из кухни, сказал: Подойди ближе. – И усадил на соседний стул.

Михаил понял. Борис не хочет, чтобы Сашка слышал их разговор.

– Письмецо получил, – кивнул Галей на лист, который держал в руке. Парень пишет, что учились в школе, да не помню я. Ты в кабаке на Речном бываешь?

– Редко, но ребят местных знаю, не всех, конечно, – ответил Мишка.

– Аким Леонтьев, Ленчик – слыхал?

– Слыхал... – Михаил потупился. – Он из солнцевских, в «Речнике» у него то ли невеста, то ли жена.

– Ну?

– Борис Сергеевич, тот человек, если мы об одном говорим, очень серьезный. Я его и не видел ни разу, знаю, что есть такой, не из молодых отморозков, вашего возраста.

– Еще чего говорят? Ну, Михаил, телись, что, из тебя каждое слово силком вытягивать?

– Чего говорят? За разговор денег не берут. Слышал, что два парня с месяц назад в «Речнике» поддали, под сильно «крутых» красились, трепались, что Ленчик им долю должен и не отдает. Тем парням и до тачки дойти не дали, раскрошили из «Калашникова». А может, все вранье? Кто знает?