Николай Леонов - Кровь алая

– Я в сыске и финансах против тебя, Петр, просто никто, – Бесковитый прищурился, цокнул языком, – но в политике – сам понимаешь. Полагаю, сегодня мне и равных нет, сам отлично понимаешь, – повторил он, – иначе бы ты с товарищами денежки в меня не вкладывал. Однако ты на носу заруби и приятелям передай, – лидер погрозил пальцем, – я спуску никому, ни своим, ни чужим, не дозволю! Я вам бизнес укорочу!

– Вылезай из моего автомобиля, – усмехнулся Юсов.

– Чего? – не понял Бесковитый, так как популярного анекдота не знал. На все непонятное у него была одна реакция, и он закричал: – Ты меня не купил! Еще столько денег не отпечатали!

И спонсор, и секретарь на крик шефа не реагировали, один пил пиво, другой – коньяк, оба спокойно ждали и были правы. Лидер перестал размахивать перстом и очень спокойно продолжал:

– Гораев – политический труп, это я вам говорю. Рассуждать о том, кто стрельнул у него под окнами, дело пустое, никчемное.

– А Советы сверху донизу? – спросил равнодушно Юсов. – Россия – не Москва, не Питер – страна поселковая, властью замордованная. Спикер гикнет, шестерки нагайками стеганут, и будем мы в кювете, а они проедут столбовой.

– Ты с чековой книжкой разберись, а политику не трогай! – вновь повысил голос Бесковитый. – Советы завтра разгонят! Чуешь? – он повел длинным носом. – Воняет! Это ихним дерьмом воняет!

– Слушай, шеф! – Юсов хозяина шефом не считал, но знал, что тот свое отчество не переносит, а звать кандидата в президенты Семой неловко. Спонсор поднялся, швырнул пустую банку в корзину и снова попал. – Ты занимайся прогнозами, речи говори, воздух нюхай, а я желаю знать подробности убийства. Я по своим каналам прокачаю, а ты, Юрик, кончай пьянку пьянствовать, оторви жопу от плюша и шуруй в Белый дом, в Кремль – куда пускают. Куда не пускают, тоже пролезь, – он бросил на стол пачку долларов. – Землю носом рой, я должен знать, о чем говорят по поводу этого убийства. Держись, шеф! – Юсов отсалютовал хозяину, кивнул секретарю, вышел из номера и, прикрыв за собой дверь, закончил: – Дерьмо собачье, зря бабки жжем!

“Вольво” Юсова была припаркована в каких-нибудь тридцати метрах от зеркальных дверей гостиницы. Он вышел на улицу, полюбовался на свою лакированную красавицу и начал ловить такси, которые подъезжали, уезжали, не обращали ни на кого внимания, словно вообще не имели к желающим прокатиться никакого отношения, а оказались у гостиницы по недоразумению и теперь спешат по важным делам.

Юсов на равнодушных таксистов реагировал спокойно и пошел вдоль ряда машин, остановился около черной “волги”, перемолвился с водителем и открыл заднюю дверцу.

– Довольно занимательно, – сказал Крячко, поворачивая ключ зажигания, и вывел свои “Жигули” следом за “волгой”. – Человек приехал на “вольво”, бросил паршивую тачку, укатил на служебной “волге”.

Именно за этой “волгой”, за рулем которой сидел Карим Танаев, с утра каталась опергруппа МУРа.

Дремавший на заднем сиденье подполковник на замечание начальника не реагировал, а капитана Вакурова слова приятеля задели.

– Ты хочешь сказать, что запомнил всех приехавших к гостинице за последний час? – спросил опер запальчиво. – И кто на какой машине...

“Волга” обогнула гостиницу и припарковалась у северного входа. Юсов из машины не выходил. Крячко поставил “жигули” в сторонке и только тогда ответил:

– Я с Петром Юсовым учился, потому и обратил внимание. Он работал у нас, позже в прокуратуре, затем, я слышал, ушел на вольные хлеба. Увидел, как он из “вольво” выходит, подумал, что, судя по всему, Петька неплохо устроился. – Крячко постукивал пальцами по рулю. – Садись на мое место, я рядом с дедом устроюсь.

Оперативники быстро пересели, Светлов, не открывая глаз, сказал:

– Петька сызмальства огромную тягу к деньгам имел, – он тяжело вздохнул. – Неужто увяз, и мы его брать будем?

– Значит, у вашего приятеля к Танаеву серьезное дело, – сказал Вакуров, – а попытка остановить такси лишь прикрытие.

– Капитан, тебя пора представлять к майору, – сказал насмешливо Крячко.

– Если начальник друг, от него дождешься, – парировал Вакуров. – Интересная встреча, а Лев Иванович говорил, что наблюдение ничего не даст.

– Лев Иванович сыщик, а не господь бог. – Светлов выпрямился, потер ладонями лицо. – Наша задача получить пальцы водителя. Конечно, Петька Юсов полковника очень даже заинтересует.

– Борис, как только Юсов переговоры закончит и на своем “вольвешнике” уберется, мотай в контору и собери на него все возможное. В кадры не обращайся, сейчас не знаешь, где течет. А мы с дедом будем ждать, пока водитель не проголодается. Кафе, столовая – нам едино, нужен стакан из его рук.

– Понял, – ответил Вакуров и усмехнулся. – Хороши вы будете, если у него жратва с собой.

– Ты за “Спартак” болеешь? За него и переживай, – огрызнулся Крячко. – Конец связи. – Он взглянул на часы. Разговор продолжался восемь минут.

Юсов вышел из “волги”, зашагал к своей машине. Вакуров чуть двинул “жигули”, Крячко коротко бросил:

– Стоять! Смотри за “волгой”.

Юсов отошел лишь метров на двадцать, остановился, начал прикуривать и, повернувшись, осматривал стоявшие машины.

– Хоть и перекрасился, а оперативником остался, – чуть ли не с гордостью произнес Светлов.

– Я сейчас “волгу” потеряю, – Вакуров газовал, – сейчас на набережную вырулит и с концами.

– Стоять. – Крячко наблюдал за Юсовым, который, как и Вакуров, провожал взглядом “волгу”. – Лучше его сто раз потерять, чем раз засветиться. – Теперь двигай, но по-тихому, не обращай на себя внимания.

– Уйдет, практически ушел, – переживал Вакуров.

– Не страшно, у Белого дома поищем, а нет, так завтра поутру снова от гаража возьмем, – спокойно ответил Крячко, задумался и после небольшой паузы продолжал: – Двигай домой, ты займешься Юсовым, я разыщу генерала Орлова, пусть передаст новость полковнику.

Гуров уже привык к неуютной казенной квартирке, к тишине огромного парка, молчаливым охранникам. Порой ему казалось, что живет он здесь не трое суток, а давно и находится не под Москвой, а черт знает где в командировке. В усадьбу – так полковник называл центральное здание – он не заходил, иногда прогуливался по внутреннему двору, молча раскланивался с прислугой. В первый день люди сторонились, увидев, порой вздрагивали, но незнакомец с вопросами не приставал, хотя и выглядел иностранцем, держался по-свойски: то вовремя зажигалкой чиркнет, другой раз о погоде выскажется. А в основном сидит на скамеечке, закинув ногу за ногу, покачивает сверкающим ботинком и облаками любуется либо веточку возьмет и чертит на земле.