Андрей Кивинов - Целую. Ларин

Но в рапорте я этого писать не стал. Написал какую-то ерунду про то, что всё получилось как-то случайно, без моего злого умысла.

Н-да…

Покачавшись на стуле, я отнес рапорт замполиту, вернулся в кабинет, потосковал немного и опять пошёл в дежурку за Саввой. Его надо бы опросить письменно, а то его чистосердечное признание — не документ, так, бумажка.

— Влетело? — поинтересовался Савва, мигом догадавшись по моему лицу о постигших меня маленьких неприятностях.

— Да, так… Разберусь. — Не хотелось откровенничать с Саввой. Он, в конце концов, тоже хорош. Обещал с девкой десять минут поболтать, а сам вон что устроил. Стервец.

Я быстро записал показания, дал расписаться и поднялся, чтобы отвести его назад в камеру.

— Андреич, погоди. Я понимаю, подставил тебя. Но ты мужик. Савва слово держит. Сочтёмся.

Я махнул рукой.

— Брось ты…

— Да я не о деньгах.

— А я бы и не взял.

— Я знаю. Секретик один могу подарить. Пригодится.

Я посмотрел на Савву и снова опустился на стул. Савва — мужик знающий и просто так ветер гонять не станет.

— Что за секретик?

— Ты Захарова знаешь?

— Певца?

— Нет, не певца. Бандита.

— А, Витю? Авторитета?

— Для меня он не авторитет. Во кто он для меня. — Савва сплюнул сквозь зубы на стену. — Для мудаков бритых он, может, и авторитет. А я с ним срок мотал, у него валютная статья была. В одном отряде чалились. Так он, гнида, за десять метров перед прапорами спину гнул. А сейчас — авторитет. Ха. Чмо он, а не авторитет. Я — вор, а он — чмо.

— Ну, а дальше?

— Тачка у него такая навороченная — чёрный «Мерс». Там в салоне, под рулем, тайник есть. Давишь на сигнал посильнее, тайничок и открывается. В нём ствол, ТТ-шник и граната. Тайник грамотно сделан, чёрта с два найдёшь. Оружие постоянно там. Витёк — ссыкливый по натуре.

Ну, насчет «ссыкливости» Захарова я сомневался. В милицейских, да и в бандитских тоже, кругах он слыл беспредельщиком, и его группировка считалась одной из самых жестоких в городе. А потому зуб на Захара имели многие.

— Откуда про пушку знаешь?

— В вечерних новостях услыхал.

— Понятно. Многие ещё слышали?

— Не знаю. Может, кто и слышал.

— Я ж не просто так спрашиваю. Захар не врубится, откуда наколочка пошла?

— Да плевать мне, врубится он или не врубится. Я не он, не боюсь. Если хапнете его с пушкой, можешь на меня ссылаться. Так и передай, что Савва тебя вломил. Чтоб знал. Козёл.

Я усмехнулся. Не поймёшь этих блатных. Настучать ведь западло, а всё равно стучат. Хотя слово «стук» здесь немного неуместно. Скорее, обмен информации на определённые услуги.

— Ладно, пошли, — произнес я и вывел Савву из кабинета.

Все жизненные передряги надо переносить стоически. Когда всё время хорошо — это тоже плохо. Потому что расслабляешься. Расслабишься, разнежишься, и тут тебя жизнь тяп доской по башке, а ты и не готов. Поэтому в душе надо быть вечным пионером — «Всегда готов!» — и любую жизненную проблему воспринимать спокойно, без суеты. Не бегать, не кричать: «Ах, мамочки, что же теперь делать?!»

Поэтому я не бегаю и не кричу. Я лежу. Лежу на мягком диване в комнате своей хорошенькой знакомой с очаровательным именем Виктория. Лежу не просто так, а смотрю в потолок и думаю. Решаю очередную жизненную проблему. Весьма прозаичную. Что я теперь буду делать. В смысле работы. Чему посвятить оставшийся отрезок жизни. Можно податься в медицину, которую я бросил на пятом курсе института. Но не тянет. Тогда пойду… Нет, не пойду. Тоже не тянет. Н-да-а…

Ладно, не будем пока переживать. Ещё две недели, стало — быть, время есть. Не люблю гадать, что будет завтра. Живу-то сегодня.

Вика принесла с кухни кофе. Я поднялся с дивана, завернулся в простыню и взял чашку. Так, не проронив ни слова, мы просидели минут десять, прислушиваясь к грохоту трамваев за окнами. Прибавьте к этому гудки машин, карканье ворон и лай собак и получится весьма неплохая музыка — что-то в стиле раннего «Пинк Флойда». Отличный аккомпанемент под кофе. Однако это не концерт и я не в зрительном зале. Пора списывать материалы и сдавать дела. Я сходил, умылся, оделся, естественно, чмокнул Вику, пожал лапу её ньюфу [2] Ньюфаундленду. Бинго, вышел на улицу имени раннего «Пинк Флойда» и поехал в отделение.

О маленьком секрете Саввы я позабыл уже через день после нашей беседы, а через неделю он у меня и вовсе из головы вылетел. Я же не компьютер, чтобы всё помнить, особенно когда вся моя карьера находится под угрозой. У меня сейчас другие заботы. В соседнем отделении есть вакансия дежурного. На всякий случай, надо иметь в виду.

Я разгребал свой стол, сортируя бумаги — какие в помойку, какие в отделенческий архив. Другой альтернативы нет. Так, это что такое? Усовка — запрос в информационный центр о судимости какого-то хлопца. Я улыбнулся. Усовочка старенькая, проверялась вручную. Сейчас компьютер всё проверяет. А тогда девочки сидели. И поэтому вверху запроса моей рукой было приписано: «Лети с приветом, вернись с ответом. Целую. Ларин». Девчонка из информационного центра юмор понимала и на обратной стороне после сведений о судимости приписала уже своей рукой «Уволить дурака из органов». Достойный ответ… Увольняют.

Я разорвал усовку и выкинул в корзину. Туда же отправились старые, использованные бумаги, копии моих отказников, яблочные огрызки, хабарики и пивные пробки.

Зашёл дежурный. Как-то по-другому, не как всегда. Обычно он или звонил, или влетал как ураган, если что-нибудь приключалось, и в приказном порядке гнал меня на происшествие. А сейчас тихо зашёл, без суеты. В отделении, конечно, уже знают, что я на волоске, а может, уже и совсем того…

— Кирилл, ты это, того?… Ещё в графике?

— Я это, того, ещё в графике.

Дежурный приободрился.

— Тогда, на заявочку. Ножевое, «скорая» даёт. Возле рынка, в ларьке.

— Вообще-то я не по заявкам.

— Антипов кражу оформляет, а ты в резерве.

Мне, честно говоря, не очень-то хотелось ехать на ножевое. Время — полдень, скоро обед, а тут… Но ничего не попишешь. Ещё неделю надо честно выполнять долг.

— Ладно, сейчас подойду.

— Побыстрей давай. Позвонили со «скорой», они уже там, забирают. Надо выяснить, в чём дело.

— Хорошо, иду.

Минут через пять, выскочив из УАЗика, я уже подходил к ларьку. Жёлтая машина реанимации ещё не уехала. Возле ларька толпились любопытные и возмущённые граждане.

— Это среди бела дня…

— У нас что, Чикаго?..

— Стрелять надо, сволочей!..

— У вас закурить не найдётся?..

— Нет, я не здесь брал. Вон, на рынке, там по две сто…

Вот такой винегрет.

Минуя толпу, я подошёл к «скорой».

— Милиция. Что у нас приключилось?

— Три ножевых, все проникающие, два в живот, одно под сердце.