Элизабет Джордж - Без единого свидетеля

Перед тем как самому покинуть Ярд, он еще раз взглянул на фотографии мертвых подростков. Нката смотрел на них и думал, как же юны они были, невыносимо юны, и думал еще о том, что из-за цвета их кожи у него появились обязательства, которые распространяются много дальше, чем просто предание убийцы правосудию.

На подземной автостоянке он забрался в «эскорт» и просидел несколько минут, размышляя об этих обязательствах и о том, к чему они приводят. Нужно было действовать, постоянно сталкиваясь лицом к лицу со страхами. Он даже хотел стукнуть себя за то, что испытывает страх. Ему уже двадцать девять лет, господи. Он — офицер полиции.

Служба в полиции — одна из тех профессий, которые не созданы для того, чтобы производить впечатление на окружающих. И все же… Он — полицейский, и тут уж ничего не поделаешь. А кроме того, он мужчина и должен вести себя по-мужски.

Глубоко вздохнув, Нката наконец тронулся с места. Он выбрал дорогу, ведущую через реку в Южный Лондон. Но вместо того чтобы направиться прямо к дому, он объехал кирпичный панцирь площади Овал и двинулся по Кеннингтон-роуд в сторону станции Кеннингтон.

Неподалеку от входа в подземку он нашел место, где можно было оставить машину. У уличного лоточника он купил свежий выпуск «Ивнинг стандард», надеясь набраться мужества перед поворотом на Браганза-стрит.

В конце этой улицы посреди неухоженной стоянки высилась коробка Арнольд-хауса — часть жилого массива Доддингтон-гроув. Напротив здания располагался садоводческий центр, огороженный металлической сеткой. К этому-то ограждению и прислонился Нката, засунув под мышку свернутую трубкой газету и направив взгляд на крытый переход четвертого этажа, ведущий к пятой квартире слева.

Перейти улицу и стоянку не составило бы большого труда. Попасть в лифт тоже было бы легко, потому что, как хорошо знал Нката, домофон ломали чаще, чем чинили. Так неужели это так уж сложно: пройти несколько десятков ярдов, открыть дверь, нажать кнопку и сделать несколько шагов до квартиры? Тем более что у него есть повод. В Лондоне погибают мальчишки, мальчишки смешанной расы, а в квартире на четвертом этаже живет Дэниел Эдвардс, белый отец которого был мертв, а вот темнокожая мать в высшей степени жива. Именно в ней-то и заключалась проблема. В Ясмин Эдвардс.

«Бывшая заключенная, сокровище мое? — переспросила бы мать, если бы ему когда-нибудь хватило смелости рассказать о Ясмин. — Бога ради, опомнись. О чем ты вообще думаешь?»

Хотя на такой вопрос ответить легко: «Думаю о коже Ясмин, мама, и том, какая она красивая в свете настольной лампы. Думаю о ее ножках, которые обвивают возбужденного мужчину. Думаю о ее губах и округлостях ягодиц и о том, как вздымается ее грудь, когда Ясмин сердится. Она высокая, мама. Высокая, как я. Хорошая женщина, которая совершила только одну, хоть и очень большую, ошибку и уже заплатила за нее сполна».

В любом случае Ясмин Эдвардс не имеет отношения к делу. Не она является объектом служебного долга, а Дэниел Эдвардс, который в свои неполные двенадцать лет вполне мог заинтересовать убийцу. Кто знает, как этот убийца выбирает жертв? Никто. И пока это неизвестно, разве может он, Уинстон Нката, уклониться от выполнения своего долга и не предупредить Ясмин об опасности?

Итак, все, что от него требуется, — это перейти улицу, обойти несколько машин, приткнувшихся между трещин и выбоин, попытать счастья с домофоном, вызвать лифт и постучать в дверь. Его способностей определенно должно на это хватить.

И он это сделает. Чуть позже, ну вот прямо сейчас, поклялся себе Нката. Но не успел он сделать шаг — первый шаг из тех, что привели бы его к дверям дома Ясмин Эдвардс, — на тротуаре появилась она сама.

Появилась она не с той стороны, откуда пришел Нката, а со стороны зеленой зоны на Браганза-стрит, где на Мэнор-плейс располагался ее маленький салон. Там Ясмин предлагала чернокожим женщинам, страдающим от несовершенства внешности и внутреннего мира, новую надежду в виде макияжа, париков и причесок.

При виде Ясмин Нката, не в силах контролировать себя, вжался в железную проволоку забора, слился с тенью. И тут же возненавидел себя за это. Но выйти вперед, как собирался и очень хотел, он попросту не смог.

В отличие от него Ясмин Эдвардс уверенно и спокойно шла к кварталу Доддингтон-гроув. Скрытого тенью Нкату она не заметила, и это могло послужить поводом для начала разговора. Симпатичная женщина на улице, одна, в таком районе да еще после наступления темноты? Нужно быть осторожной, Яс. Нужно проявлять бдительность. Кто-нибудь может прыгнуть на тебя… обидеть… ударить… ограбить… И что станет делать Дэниел, если его мать пойдет по следам отца, оставит ребенка сиротой?

Но нет, этого Нката сказать не мог бы. Только не в адрес Ясмин Эдвардс, от руки которой погиб отец Дэниела. Поэтому он остался стоять в тени, наблюдая за Ясмин. И отчаянно стыдясь того, что дыхание участилось и сердце забилось быстрее.

Ясмин шла по тротуару. Он увидел, что сотня косичек с бусинками на кончиках исчезла, уступив место короткой стрижке. Вот почему он не сразу заметил Ясмин: ее прическа при ходьбе больше не звенела, предупреждая о приближении. Женщина тем временем перекинула сумки из одной руки в другую и стала нащупывать что-то в карманах жакета. Он знал, что она ищет; ключи от квартиры. Конец дня, нужно кормить сына, ведь жизнь продолжается.

Перед домом она пересекла еле видимую на разрушающемся асфальте разметку стоянки. У подъезда она остановилась, набрала код (очевидно, домофон всё-таки исправен), вызвала лифт. Он спустился, и Ясмин исчезла из виду.

Через минуту она показалась в переходе четвертого этажа, быстро прошагала к своей квартире. Не успела повернуть ключ в замке, как дверь распахнулась. В переливчатом свете, который, должно быть, шел от работающего телевизора, стоял Дэниел. Он забрал у матери сумки и двинулся было в комнату, но вдруг она остановила его. Вот она: руки на бедрах, длинные великолепные ноги. Она что-то сказала сыну; Дэниел подошел к ней, опустил сумки на пол и подставил себя под материнские объятия. В тот миг, когда стороннему наблюдателю показалось бы, что объятия Дэниел скорее терпит, чем получает от них удовольствие, его худые руки взметнулись и сомкнулись вокруг маминой талии. И Ясмин поцеловала его в макушку.

Потом Дэниел без помех занес сумки в квартиру, и Ясмин зашла в дом. Захлопнула дверь. Через мгновение ее силуэт возник на фоне окна, которое, как знал Нката, находилось в гостиной. Она подняла руки к занавескам, чтобы задернуть их на ночь, но по какой-то причине замерла, глядя во тьму.

Нката по-прежнему оставался в тени, но чувствовал, кожей чувствовал: да, она ни разу не посмотрела в его сторону, но он мог поклясться, что все это время Ясмин Эдвардс знала о том, что он здесь.