Элизабет Джордж - ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ

И все-таки она не чувствовала того доброжелательства, какое приличествует приглашенному на юбилей гостю. Когда виновники торжества взяли огромный нож в сплетенные руки и начали атаковать торт, украшенный розами, плющом, сдвоенными сердцами и словами «25 лет счастья» на самом верху, Барбара украдкой оглядела толпу, чтобы проверить, неужели только она одна из всех собравшихся уделяет больше внимания своим часам, чем душещипательным моментам торжества. Да, похоже, только она. А все остальные полностью заняты суперинтендантом полиции Малькольмом Уэбберли и его бессменной подругой жизни на протяжении четверти века, почтенной Фрэнсис Уэбберли.

Этим вечером Барбара впервые увидела жену суперинтенданта Уэбберли. Наблюдая за тем, как Фрэнсис кормит мужа тортом и как со смехом открывает рот для принятия ответного угощения, Барбара вдруг поняла, что весь вечер старается не задумываться над своим впечатлением от нее. Друг другу их представила дочь Уэбберли Миранда, игравшая роль хозяйки дома, и между ними завязалась вежливая беседа, типичная для подобных встреч с супругами коллег: «Как давно вы знаете Малькольма? Не трудно ли вам работать в коллективе, почти целиком состоящем из мужчин? Как получилось, что вы работаете в отделе по расследованию убийств?» Разговор был кратким, и все-таки Барбара не могла дождаться, когда же можно будет сбежать от Фрэнсис, хотя та была весьма любезна и не сводила с лица собеседницы небесно-голубых глаз.

Вероятно, дело именно в них, решила Барбара. Вероятно, причиной ее неловкости являются глаза Фрэнсис Уэбберли и то, что они пытаются скрыть: переживание, проблему, нечто не совсем правильное.

Но определить, что же было неправильно, Барбара никак не могла. Поэтому она вновь окунулась в заключительный, как она горячо надеялась, этап вечеринки и вместе со всеми гостями завершила пение бурными аплодисментами.

— Расскажите, как вам это удалось! — крикнул кто-то из приглашенных, когда Миранда Уэбберли сменила родителей на раздаче торта.

— Только благодаря тому, что мы не возлагали друг на друга слишком больших ожиданий, — поспешно ответила Фрэнсис Уэбберли, двумя ладонями сжимая руку мужа. — Я быстро это усвоила, верно, дорогой? Что было и к лучшему, так как единственное, что я вынесла из этого брака помимо самого Малькольма, — это пятнадцать килограммов, которые так и не смогла скинуть после того, как родила Рэнди.

Гости подхватили ее веселый смех, а Миранда лишь ниже опустила голову и продолжила резать торт.

— Они стоили того.

Это сказала Хелен, жена инспектора Томаса Линли. Она только что получила из рук Миранды тарелку с тортом и дружески прикоснулась к плечу девушки.

— В точку, — согласился суперинтендант Уэбберли. — У нас лучшая в мире дочь.

— Вы правы, разумеется, — сказала Фрэнсис и широко улыбнулась Хелен. — Что бы я делала без нашей Рэнди! Но вот увидите, графиня, настанет день, когда ваша стройная фигура расползется, а лодыжки опухнут. Вот тогда вы узнаете, о чем я говорю. Леди Хильер, могу я предложить вам кусочек торта?

Ага, вот оно, подумала Барбара, вот что неправильно. «Графиня». И «леди». Да она слегка не в себе, эта Фрэнсис Уэбберли,

раз употребляет на публике все эти титулы! Хелен Линли никогда не пользовалась своим титулом. Ее муж был не только инспектором, но еще и графом, однако готов был в лепешку разбиться, лишь бы не упоминать этот факт. А леди Хильер, жена помощника комиссара сэра Дэвида Хильера (который тоже разбивался в лепешку, но уже ради того, чтобы все вокруг знали о его рыцарстве), была родной сестрой Фрэнсис Уэбберли. Фрэнсис целый вечер называла сестру «леди», — словно хотела подчеркнуть для всех те различия между ними, которые иначе могли остаться незамеченными.

Все это весьма странно, думала Барбара. Очень любопытно. Очень… неправильно.

Она сочувствовала Хелен Линли. Слово «графиня» прочертило невидимую, но непреодолимую границу между Хелен и остальными гостями, и в результате она оказалась наедине со своим тортом. Ее муж ничего не замечал — как это типично для мужчин! — увлеченный разговором с двумя своими приятелями-инспекторами: Ангусом Макферсоном, который боролся с лишним весом, энергично уплетая порцию торта размером с обувную коробку, и Джоном Стюартом — тот с упорством, достойным лучшего применения, выкладывал из крошек от уже съеденного куска торта британский флаг. На выручку Хелен пришлось отправляться Барбаре.

— Довольно ли ваше графство празднеством? — спросила она негромко, приблизившись к Хелен. — Все ли кланялись с должной почтительностью?

— Ведите себя прилично, Барбара, — с притворной строгостью нахмурилась Хелен, но тут же улыбнулась.

— Не могу. Я должна поддерживать свою репутацию. — Барбара приняла от Миранды порцию и с жадностью набросилась на торт. — Знаете, ваша стройность, — продолжила она, — вы должны хотя бы попытаться выглядеть толстой, как все мы. Вы никогда не пробовали надевать что-нибудь в горизонтальную полоску?

— Хм, постойте-ка, я как раз купила обои для гостевой комнаты, — задумчиво ответила Хелен. — Они в вертикальную полоску, но можно носить их боком.

— Вы обязаны сделать это ради своих подруг по половой принадлежности. Если хотя бы одна женщина поддерживает нормальный вес, остальные начинают казаться похожими на слоних.

— Боюсь, недолго мне осталось поддерживать этот вес, — заметила Хелен.

— Ну, я не стала бы заключать пари на…

Тут до Барбары дошло, на что намекает Хелен, и она с удивлением уставилась на собеседницу. А на лице Хелен заиграла несвойственная ей застенчивая полуулыбка.

— Вот те на! — воскликнула Барбара. — Хелен, вы в самом деле… Вы и инспектор? Черт. Да это просто здорово, Хелен! — Она посмотрела через комнату на Линли, который, склонив белокурую голову, слушал, что втолковывает ему Ангус Макферсон. — Инспектор ничего не говорил.

— Мы узнали всего пару дней назад. И пока еще никому не говорили. Нам кажется, так будет лучше.

— А-а. Понятно. Угу, — согласилась Барбара, не очень представляя себе, как относиться к тому, в чем призналась ей Хелен Линли. Внезапно ее окатила волна тепла, в горле образовался комок. — Черт! Надо же! Не волнуйтесь. Буду молчать, как мумия, пока не позволите мне говорить.

Они переглянулись и засмеялись.

В это время из кухни в столовую вдоль стены прокралась нанятая на вечер официантка с беспроводным телефоном в руке.

— Суперинтенданта просят к телефону, — объявила она извиняющимся тоном и добавила: — Прошу прощения.

Как будто действительно могла как-то воспрепятствовать этому.

— Должно быть, неприятности, — пророкотал Ангус Макферсон, и одновременно с ним Фрэнсис Уэбберли воскликнула: