Андрей Константинов - Ловушка. Форс-мажор

– Фу ты черт! – выдохнул Ладонин. – А я-то распереживался, что доказательства.

В ответ в приемной немедля заржал охранник Григорий.

– Давайте вести себя спокойно и прилично, – твердо предложил второй. Судя по костюму и манерам, следователь.

– Давайте, – согласился Ладонин, но глаз не открыл. – А можно я пока полежу, а вы не станете это расценивать как косвенное данное моей вины?

– В чем? – спросил следователь, усаживаясь за письменный стол Ладонина.

– В незаконном поднятии государственного флага на торговом судне. – Ладонин вслепую махнул рукой на Андреевский флаг, висевший в углу кабинета.

Следователь был молодой, но вдумчивый, а потому на иронию среагировал адекватно, не раздражаясь:

– Вы, наверное, хотели бы пригласить своего адвоката?

В ответ Ладонин лишь мотнул головой. «Своего» адвоката сейчас в городе не было. Равно как не было и Саныча. А просто крутого адвоката Ладонин не захотел. Ничего, пока сам поотмахивается, время потянет. А мужиков Олька, скорее всего, уже вызвонила. Чай, Архангельск не Антарктида.

Следователь тяжело выдохнул и обратился к оперу:

– Некрасов, понятых давайте.

– С такой фамилией надо разумное-доброе-вечное сеять, а не шмонами заведовать, – беззлобно констатировал Ладонин, автоматически отметив, что эта фамилия в его памяти ассоциируется не только с великим русским поэтом, но и с чем-то еще.

– А можно мне понятым? – высунулся в дверь охранник Григорий.

– А можно нам? – съерничал вслед за ним другой.

– Вам не стоит, – спокойно отрезал следователь, и тот, кого называли Некрасовым, выдворил парней из приемной в коридор.

– Давайте лучше здесь перекурим, – как бы виновато улыбнувшись, предложил опер. – Заодно познакомимся.

Охранники, однако, знакомиться не пожелали и, отойдя в сторонку, словно не замечая оперативника, громко заговорили между собой:

– Гриша, как я ошибался в Ладонине…

– Паша, я в шоке! Я в шоке, Паша!

– Гриша, а помнишь, он третьего дня ночью куда-то уходил?

– Точно, Паша! Он вышел из парадной, поднял воротник и надел черные очки!

– Господи! Он ходил по городу и обирал прохожих!

– Паша, а столовый нож пропал с кухни?!

– Гриша, он их зарезал!..

– Паша, как ты думаешь, нам зачтутся чистосердечные показания на этого упыря?

– Власть строга, но прощать умеет.

Тут оба обернулись к оперу и в один голос синхронно произнесли: «Мы сдали того фраера войскам НКВД. С тех пор его по тюрьмам я не встречал нигде!» Получилось это у них ловко и слаженно, так как на корпоративных вечеринках они обычно исполняли эту песню дуэтом.

Непрошеный гость не выдержал, гоготнул и отошел к выходу. Туда, где на вахте горевал водитель Сева.

– Весело тут у вас, – добродушно начал разговор опер.

– Я обычно милиционеров называю милиционерами. Когда хорошее настроение – ментами. Это ведь не обидно? – отозвался водитель.

– Нет, конечно.

– А ты опер новой волны или придерживаешься старой школы?

– У меня отец был опер, – после секундного замешательства нашелся Некрасов, сообразив, что примерно такой ответ устроил бы собеседника.

– Это хорошо. Пока один на один – отвечу тебе, как мужчина мужчине. Ладонин спас мою сестру. Ее из окна выбросили, а он оплатил лечение в Европе. Кстати, тебе на будущее: он много кого спас. Но это их дело. Так вот: тебя я не знаю. Может, ты и порядочный парень. Но оговорюсь: если ты какую подлость подложишь, то я тебе лично долотом череп выдолблю и через соломинку мозг высосу.

– Сидел по малолетке? – спросил Некрасов, который когда-то слышал эту фразу от старых блатных.

– Сидел по малолетке, – ответил Сева и куда-то вышел. Но уже через несколько секунд он вернулся с расстегнутой белой сорочкой. На «сердце» было красиво выколото: «Режь сук – бей актив».

Сева ткнул на портачку и повторил:

– Сидел по малолетке. Но я адекватен.

После чего вновь вышел.

К тому времени следователь, скупо поинтересовавшись «Ваша?…» и получив в ответ утвердительный кивок Ладонина, старательно описывал подаренную антикварную чашу. Более он почему-то ничего не ворошил. Хотя в столе и в сейфе сейчас хранилось как минимум несколько, скажем так, эксклюзивных документов. Но похоже, задачи разбираться в сотнях бумаг перед ним никто не ставил.

«Знать бы, кто и с чьей подачи им эту задачу формулировал», – тоскливо подумал Игорь, который уже не лежал на диване, а стоял возле окна. Он все понял, не понимая лишь одного – какого хрена?…

Процедура, как ни странно, завершилась почти мгновенно. Минут за сорок. Вернувшийся в кабинет Некрасов непроизвольно облизнулся на распахнутый бар с элитным алкоголем, о чем-то пошушукался со следователем, после чего предложил Игорю проехать вместе с ними.

– Эх, Саныча на тебя нет – он бы тебе мозг скушал! – огрызнулся Ладонин.

– Да что вам всем мой мозг-то дался! – не выдержал опер.

Он поспешно развернулся и – надо ж такому случиться! – ударился бедром о стол, на котором стояли цветы. Неуклюжая попытка подхватить их завершилась тем, что все окончательно слетело на пол вместе с водой и вазой. Некрасов зло швырнул цветы на опустевшую поверхность.

Наблюдая за его неуклюжестью, все демонстративно молчали. Лишь плоский экран телевизора, который так никто и не догадался выключить, продолжал вешать:

«Эта большая свобода, как позитивного, так и негативного действия, а не аморфность и недоразвитость. А именно так искривленно понимают русскую цивилизацию. Такие слова как „мессия“, „предтеча“… И, вопреки власти, на огромные континентальные пространства личность уходила не в пустыню, как думают в Западной Европе…»

– Жаль, не довелось дослушать о вселенской полноте, – слегка сплюнул Ладонин и под присмотром сотрудников вышел из кабинета…

Пока на служебной машине ехали в прокуратуру, также не проронили ни слова. Лишь на Невском, когда «Волга» была вынуждена уступить место двум джипам «Лендровер», Игорь не выдержал, усмехнулся:

– Формула проявления власти: у кого машина больше, тот и прав.

И тут же пояснил:

– Это я о константе русскости в контексте той передачи, что не дали дослушать…

Войдя в прокурорский кабинет, Ладонин сразу закурил, обосновав свою бесцеремонность так:

– Ведь если стоит пепельница, то курение не возбраняется. Верно?

– Верно, – ответил следователь.

– Теперь хотелось бы узнать как можно больше информации по изъятой у меня чаше, – затянулся Ладонин.

– И я такого мнения. Вот только мне хочется не вам рассказывать о том, что я знаю, а самому бы поинтересоваться. От вас, – ответил следователь, забивая в компьютер паспортные данные Ладонина.

– Уходить на 51-ю не буду. Вазу подарили. Кто? В суматохе. Пока не знаю, – кратко сформулировал свою позицию Ладонин, добавив под конец: – Но узнаю!