Андрей Константинов - Ловушка. Форс-мажор

СТ. ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ УУР КАПИТАН МИЛИЦИИ НЕКРАСОВ

– Ты внимательно читал сообщение? – изумился Торопов, откладывая бумагу.

– И что новенького в нем я должен узреть?

– Потрясают подробности, – задумался соратник и подчиненный.

– Ну, а что здесь такого голливудского?… Ну барабан, ну спал с ней… – немного нервно и сбивчиво объяснил Есаулов.

– И это, по-твоему, правильно?

– А что такое плохо? Чего ты мне кровь пьешь? – не понимая смысла, спросил Есаулов, захлопывая сейф. В недрах которого упокоился и обсуждаемый «тугамент».

– Прав, пью, – согласился товарищ и ушел к себе…

– МАКС?!! – через несколько минут ухнуло в помещении уголовного розыска.

– Ну что еще?!

Есаулов нарисовался в проеме двери общей оперской. Нарисовался нервно, с тоскливым взглядом, ибо день выдался непростой.

– Эта Света… Короче, она жила с Некрасовым. Я бывал у нее дома, – с интонацией кающегося грешника выдавил из себя Торопов.

– И Некрасов, якобы от агента, на нее написал? – дошло наконец до начальника.

– Ага… Вообще-то, они уже давно не общаются, не поделили… – запнулся Олег. В данную минуту ему казалось, что он закладывает коллегу, и это очень сильно его смущало.

– Так какого же ты молчал? – набросился на него Есаулов.

– Ну, штука вроде как интимная…

– ЧТО?!! Человек, с которым мы каждый день нарушаем все мыслимые инструкции, не говоря уже об УПК, пытается отомстить телке, которая с ним жила, через нас же! И притом глупо и тупо!.. Извиняй, Олежек, но это уже наше извращенно-сексуальное дело!

– Они, наверное, действительно того… – нашел крайне неудачные смягчающие обстоятельства Олег.

– Да хоть этого! – рявкнул Есаулов. – Сука изумрудная! Завтра на нас настрочит!

– Надо бы как-то… – чуть более уверенно стал вмешиваться в зарождающиеся планы начальника Торопов.

– Да не как-то, а в хавальник пару раз!

– Слышь, Максим, а на Чпока, я знаю, сейчас разработка у смежников… – предупредил шефа Олег, стараясь анализировать как можно шире.

Но того было уже не остановить:

– Да хоть бесшумные хелекоптеры за нами следят! Твою мать! Я с ним вчера на осмотре места происшествия – на этом вонючем томатном складе – покрышки скоммуниздил «государевы»! – дошло и задело за личное Есаулова.

– Я, кстати, с этим Некрасовым с самых первых дней, как только нам его навязали, работать не могу, – окончательно открыл карты Торопов.

– Вот тебе и повод в обнимку с причиной. Приплыли! И это в нашем краснознаменном, гвардейском экипаже!!!

Сил материться хватило минут на пять. Затем совместными усилиями они попытались выработать стратегию. В конечном итоге Светлану не привлекли, да она бы и сама отвертелась. А обоих квартирников оставили в покое – те все равно через три месяца сели: хоть и не за это, так за прочее.

А вот с Некрасовым оказалось сложнее. Формальных оснований и поводов избавиться от новичка у Есаулова не было. Сволочь – категория нравственная, уставами и инструкциями не закрепленная. А работал Некрасов не лучше, но и не хуже других. Показатели делал, хоть жилы особо и не рвал. Незалетный, незапойный. И не без фарта, что в их работе, почитай, полдела. Ходили, правда, по Главку мутные слухи, что фарт Некрасова уж больно избирательный. Это как если бы ты пришел на рыбалку часикам к двенадцати, еще и червячка насадить не успел – гля, а уже клюет! А рядом, на том же месте, твои товарищи, которые загодя, еще на первой зорьке засели. И мотыль, и опарыш, и прикормки у них самые разные, а все равно – ни фига, ни единой поклевки. Если это особый рыбацкий талант, дар Божий, то почему тогда: как за пескариками, так у Некрасова их за час полное ведро, а как на рыбину крупную, крученую – как отрезало, природа отдыхает? Но ведь и такая «мистика» еще не повод избавляться от человека.

Можно было, конечно, устроить Некрасову пару-тройку подстав – в конце концов и не таким лосям рога отворачивали. Однако Есаулов и Торопов, хоть и много разного за службу свою начудили, но так и остались «настоящими парнями». Посему решили выживать Некрасова на повышение, причем желательно в периферийный колхоз. Дабы потом соседи за такой «подарочек» предъяву не выкатили.

А вскоре случилась та самая история с неудачным задержанием Ребуса. И теперь уже Есаулов лично заинтересовался странными феноменальными способностями своего подчиненного. То, что Ребусу удалось тогда уйти, – это полбеды. При той классической организационной неразберихе, при ежечасно поступавших противоречащих друг другу начальственных вводных и дебильной ошибке в объекте на Московском вокзале, трудно было надеяться, что выйдет как-то иначе. Но вот распечатка, вернее, ее копия, которую сотрудница ОПУ случайно подмахнула в машине Дорофеева, вызвала у Максима гораздо больше вопросов. Доступ к этому документу имел ограниченный круг людей, в число которых входил и Некрасов. А учитывая, что в ту роковую ночь между ним и бригадиром наружки вспыхнул непонятный конфликт, подозрения в отношении Некрасова усилились.

Усилились – но не более. «Опушник» в ту ночь скоропостижно скончался, и об истинных причинах конфликта отныне можно было только гадать. Что касается Полины Ольховской, вышло так, что нормального контакта установить с ней не удалось: после гибели бригадира та ушла из наружки, и все последующие попытки встретиться и в неформальной обстановке поговорить без протокола завершились неудачей. Более того, в последний раз, когда Есаулов пытался дозвониться до Полины, трубку снял ее любовник – крутой и влиятельный бизнесмен Игорь Михайлович Ладонин, который в довольно грубой форме послал Максима по одному привычному адресу.

Раскрутить Дорофеева тоже не удалось. Хоть и был он ранее судимым, хоть и проходил по спецучетам как «редиска – нехороший человек», но на момент задержания был полностью чист. А документ, который нашла в его машине Полина, был изъят без соблюдения необходимых процессуальных норм. Так что Дорофееву не составило особого труда отпереться: «Я – не я и лошадь не моя; нечего мне всякое фуфло подсовывать; и вообще – вот у меня справка из школы о том, что я буквы в слова складывать так и не научился». Формально он, в общем-то, был прав.

Словом, внутреннее расследование, проведенное Есауловым, выражаясь по-чеховски, «попало в запендю». Последнее средство – вызвать Некрасова на откровенный мужской разговор – также не принесло результата. Он «то плакал, то смеялся, то щетинился как еж…». В общем, после долгого, на повышенных оборотах разговора подозрения Есаулова почти переросли в убежденность. Вот только фактов, конкретики все равно не было. Так что, когда вскоре на отдел пришла разнарядка откомандировать перспективного сотрудника на трехмесячные курсы повышения квалификации, Максим не раздумывал ни минуты. Хоть на квартал, но с глаз долой, из сердца вон…