Андрей Константинов - Ловушка. Форс-мажор

– Вика, сука, открывай конуру!!

Та, наконец очнувшись, испугалась сама и теперь дрожащими пальцами пыталась провернуть истрепанный французский замок. Его, разумеется, заело. Естественно, из-за двери этому не верили и добавляли к серпуховским воплям:

– Вика, дверь к ебеням разнесем. Потом пыхтеть будешь, чинивши!

Батя прижимал Дорофеева к двери грамотными уговорами. Тот, уже не пытаясь бежать, порылся в спортивной сумке, вытащил пачку денег и протянул Вике, вопросительно глянув на Батю. Он кивком разрешил, держа в фокусе руки Дорофеева и спокойного такого парня в комнате.

– Матери отдай, – потребовал Батя.

– Вика сдала? – прошептал Дорофеев.

– Вика здесь ни при чем. Просто матери больше пригодятся, – так же тихо ответил Батя.

Дорофеев отдал деньги Вике. Это потом мужчины жалеют, а поначалу все «Викам». Батя, продолжая фиксировать взглядом руки, с первого раза открыл дверь сам, и всех троих чуть не снесли сыщики.

– …Ша, народ, похоже, со всеми договорились, – на правах старшего закончил разруливать Серпухов. – Забираем Дорофеева и… – он вчитался в документы второго, – гражданина Дортюка.

Вика зачем-то требовала взять ее с собой. Но ее послали. Тем более, что пупса оставить тогда было бы не с кем.

В машине Дорофеев несколько раз переспросил, почему Батя велел ему отдать деньги матери.

– Слышь, хоть теперь-то скажи – Вика сдала?

Батя хотел было объяснить, но ему вдруг стало грустно, и он лишь отмахнулся.

По приезде в отдел, дистанцируясь от неизбежной в такие минуты канцелярской рутины, Батя пошел в магазин. Купил на свои блок сигарет и бутылку пива («Вот, держи, черный „Петр“ и синяя „Балтика“ – я вроде бы ничего не перепутал?»), чему Дорофеев искренне удивился:

– Благодарю душевно, не ожидал! Возьми деньги.

– Не надо. Я обещал.

– А с Линчевским что делать будете?

– С каким Линчевским?

– Которого со мной привезли.

И только теперь Батя, вспомнив различие в фотографиях, окончательно врубился. Он подскочил со стула, метнулся к двери и громко прокричал в коридор:

– Народ, а где Дортюк?!

– Отпустили, он чистый. Проверили уже, чего отвлекаться-то? – со знанием дела доложил «молодой».

– Н-да! – почесал в затылке Батя. – Лажанулись, однако…

Дорофеев заулыбался:

– Не всё коту масленица – иногда и под хвост… Начальник, будь человеком, скажи – Вика сдала?

– Нет, не Вика.

– Слушай, откуда ты такой характерный взялся? Один на меня попер. А ведь немолодой уже.

– А ты что, Алеша Попович, что ль?

– А ты биографию мою знаешь?

– А ты что, писатель великий, чтоб я биографию твою изучал?

– Я бы мог…

– Проломить мне голову?

– Где-то да, – признался Дорофеев.

– Я бы тебе тоже что-нибудь проломил. Лежали бы сейчас в соседних палатах, через твой конвой переговаривались…

Субботний день прошел для Козырева под знаком цоевского пророчества: «Время есть, а денег нет, и в гости некуда пойти». Катя на весь день укатила к родителям, отдавать, по ее выражению, дочерний долг. Смолов, заехав с утра в офис на Итальянской, отправился к себе анализировать информацию. Встречаться с Полиной отчего-то не хотелось, хотя та в очередной раз и предлагала подъехать.

Словом, заняться было решительно нечем. Но тут вдруг нарисовался Лямка и предложил встретиться, благо повод имелся святой – благополучный уход на заслуженный отпуск. Это предложение оказалось очень даже кстати. Во-первых, сама собой отпадала проблема ужина – есть кому проставляться. Во-вторых, Паше до Лямкиного отъезда как раз требовалось уточнить пару моментов по изученным Иваном итогам работы наружки за Ольховской и Ладониным. Так что долго упрашивать не пришлось. «Почту за честь попить и съесть», – козырнул Козырев, и меньше чем через час друзья встретились на нейтральной полуподвальной территории с прокуренными сводами и залитыми пивом столами.

Посидели, потрепались. Выпили, не без этого. Иван как человек, ежедневно «пролетающий над гнездом кукушки», поведал последние байки и сплетни из «подворотни Генерального штаба». В свою очередь Козырев поделился своим наболевшим. В частности, пересказал Лямке историю с недавней «контрой», выставленной против них транспортной наружкой.

– …И все-таки я считаю, что зря им это дело с рук спустили, – возмутился Лямка, узнав, что эта некрасивая история завершилась красивым «ничем». – Если наши просто не захотели напрямую ссориться, нашли бы способ доложить в Москву.

– Перестань. Никто-никуда-ничего докладывать не будет. В нашем верховном руководство тоже ведь не идиоты полные. Даром что туда такой крендель, как Безмылов, затесался… Все прекрасно знают, что в той же Москве, почитай, каждое второе задание на наружку – коммерческое.

– Да брось ты! – усомнился Лямка. – Не может быть, чтобы каждое второе!..

– А как ты хотел? Все зарабатывают, как могут. С учетом того, что пользу лучше всего приносить в дом. Так скажи мне: кому, а главное, что в подобной ситуации предъявлять?

– А руководство, которое верховное, оно вообще в курсе?

– Естественно. Более того, уверен, что все, начиная от Фадеева и заканчивая все тем же Безмыловым, узнав об этом, праведным гневом воспылали. Вот только им не за державу обидно, а то, что «транспортники» потенциальных клиентов отбивают. Всё правильно – их прайс примерно на четверть скромнее будет.

– И каков нынче прайс?

– Установка по месту жительства – сто, по юрлицу – двести-двести пятьдесят. Аналитическая справка, в зависимости от темы и поставленных вопросов, – триста-пятьсот. Это в баксах. Наружка – восемьдесят евро. В час, – деловито пояснил Козырев. – Это я назвал средний ценник по городу. У эфэсбэшников и финансистов, скорее всего, чуть поболее. А вот аналогичные услуги на «железке» процентов на пятнадцать-двадцать дешевле.

– Пашк, – перешел на шепот Иван, – ты про эти дела столько всего знаешь, а сам-то как?

– Что «как»?

– По «леваку» работал?

– Нет. Только по «леваку офицальному». С которого тоже нехило обламывается, но не нам. А гласным операм, которые «левые» задания за долю малую подмахивают.

– А если бы предложили?

– Лямк, ну чего ты привязался? Если бы да кабы. Вот когда предложат, тогда и думать буду. Все, хорош, наливай…

Обсасывать наболевшую тему далее не стали: по выражению лица приятеля Козырев догадался, что конспективно изложенная им информация о злоупотреблениях в «грузчицкой среде» стала для кабинетного аналитика Лямина неприятным открытием. Но вскоре Паша совершил другую промашку – случайно сболтнул про телефонный диалог Ирочки и Ольховской. Лямка сделался чернее тучи: он подозвал официантку, мрачно повторил заказ в части его алкогольной составляющей и, как результат, под занавес вечера порядочно поднабрался. Распрощавшись с Пашей, Иван в категоричной форме отказался от сопровождения. Поймав тачку, он двинулся домой, полный решимости учинить молодой супруге классический домострой.