Влада Ольховская - Хамелеоны [СИ litres]

Ян, прекративший съемку покойника, вопрос заметил.

– У нас подозреваемых нет, рановато еще для выводов, тут осторожно надо идти. Но об этом совсем не думает здешняя охрана, которая очень любит прыгать в болото с разгона. У них подозреваемый уже есть.

«И кто?» – уточнил Кирилл.

– Я, – Александра помахала рукой в камеру. – Привет!

Тут уже подключилась Соренко:

– Серьезно? Тебя наконец-то распознали как угрозу обществу?

– Как ни странно, дело даже не в этом.

– Просто у Александры накануне убийства была с жертвой ссора, – добавил Ян. – Настолько бурная, что жертва мячиком покаталась по лестнице, чему была весьма не рада и угрожала Александре казнями египетскими. Здешней охране этого хватило, по их версии, Александра так испугалась, что решила атаковать первой.

– Вы там меньше недели, а ты уже мужиками кидаешься? – хохотнула Соренко.

– Я не особо и виновата, он был козлина.

– Александра, он же умер, – возмутился Ян.

Но смутить Александру было не так просто:

– Ну и мир его козлиному праху! Сути это не меняет.

– Обожаю эту девочку, – еле слышно пробормотала Соренко. Александра бы через камеру не уловила, а вот Кирилл заметил и сделал мысленную пометку – передать тетке. Пусть порадуется.

Пока же чат нужно было заканчивать: близнецы не могли оставаться в морге слишком долго, да и эксперт сказала им все, что могла в таких условиях. Они отключились первыми, Кирилл тоже собирался уходить, но Соренко его задержала.

– Погоди, пацан. Иди сюда, посмотрю хоть, что с твоей шеей сделали. Чисто профессиональный интерес.

Вроде как это должно было стать просьбой, однако Соренко явно не сомневалась, что ее команда будет выполнена. Кирилл попытался придавить ее укоризненным взглядом, да не вышло. Он знал, что не выйдет. Пришлось идти к ней, потому что в его нынешнем состоянии пояснение причин, по которым он не любит, когда посторонние пялятся на его шею, отняло бы в десять раз больше времени, чем добровольное сотрудничество. Еще один повод вернуть себе возможность говорить.

Соренко не просто посмотрела на шрамы, ей и правда было любопытно. Она заставила Кирилла поднять голову, бесцеремонно прощупала шею, то и дело хмурясь.

– Ну-ка, обеспечь глотательное движение, – велела она. – Проглоти гнев, которым ты сейчас пылаешь, так сказать.

Примерно так проходили все его осмотры, так что Кирилл не удивился. Зато после этого Соренко наконец отступила, скрестила руки на груди, задумчиво глядя на него.

– Ну что, пацан, у меня две новости, как водится, хорошая и плохая.

Кирилл вообще ни о чем ее не спрашивал, но и это теперь было не объяснить, а укоризненные взгляды отлетали от нее, как мелкая галька от бетонной стены. Конечно, он мог бы развернуться и уйти, но портить отношения с судмедэкспертом, только что оказавшим услугу близнецам, не хотелось, пришлось слушать.

– Плохая новость заключается в том, что сейчас ты ну вот реально урод. И говорить не можешь, и шея выглядит так, будто тебя питбуль пожевал. Без обид, но ведь так и есть!

Что ж, насчет манер дровосека Ян был прав. Кирилл нашел в своем блокноте изображение человечка, который собирается повеситься, и продемонстрировал его Соренко.

– Ой, не ной, мы оба знаем, что ты крепкий и выдержишь пару честных слов! – отмахнулась она. – Да и какой смысл врать тебе, если ты каждый день это видишь, глядя в зеркало? И ты, наверно, думаешь: что за коновал меня так изуродовал? Отрубить бы ему руки! У нас же все врачей винить мастаки, чуть что не так пошло. Но правда заключается в том, что тебе несказанно повезло. Руки врачу, который тебя первым перехватил, надо не отрубать, а целовать, ежели ты к такому склонен. Это была опасная рана, на грани… Я бы тебя при такой не спасла. Но я вообще плохо спасаю, поэтому и предпочитаю клиентов, с которыми уже все решено.

В своих рассуждениях Соренко была права лишь наполовину. Кирилл и правда разглядывал бугристые, еще красные шрамы перед зеркалом. И он понимал, что прямо сейчас его шея – зрелище не для слабонервных. Но он никогда не винил врачей за это. Особенно Андрея, который спас его тогда… Кирилл ведь не сразу отключился, он многое успел почувствовать. Он умирал , ему казалось, что все уже кончено, что это не остановить – а Андрей остановил. Что же до уродства, то оно было вполне справедливой платой за то, что натворил Кирилл.

– Вот это и есть хорошая новость, – продолжила Соренко. – Что ты вообще жив, что шею тебе залатали максимально хорошо, лично я тут вижу прекрасную базу для восстановления. Так что ты не кисни и не сдавайся. Шрамы заживут, станут менее заметны. Да и вообще, будешь на девочек этими своими эйлеровскими глазками пыриться – и никто на твою шею даже не посмотрит! Все, иди давай, заболтал меня тут, а мне еще работать надо!

Кирилл насмешливо поклонился ей и направился к выходу. Вроде как ему должно было стать тоскливо после всех этих рассуждений об уродстве, а на душе почему-то было легко. Он и сам не брался сказать, почему.

После визита в морг он отвез Гайю в парк – строго по инструкции Александры. Да Кирилл и сам был не против прогуляться, это позволяло привести мысли в порядок. Так что к машине он возвращался в прекрасном настроении – которое было испорчено за пару секунд.

В кармане запиликал телефон, и номер на экране сразу предупреждал, что поговорить с ним жаждет отец. В этом был весь Павел Эйлер: нужно было обязательно настоять на своем. Последние недели Кирилл не снимал трубку, и кто-то другой уже додумался бы позвонить с незнакомого номера. Но не Павел Михайлович, ни в коем случае! Этот достойный сын своего отца был готов переть напролом до самой победы.

Нет, в первое время после того, как все случилось, Кирилл еще пытался с ним говорить. Принимал каждый вызов, как хороший мальчик. Не окупилось. Из трубки до него долетали возмущенные вопли, суть которых сводилась к емкому «Как ты мог такое допустить?!»

Допустить… Как будто у него был выбор! Как будто у него кто-то спрашивал его мнение… или хотя бы предупреждал, что очень скоро его знатно потягают по кругам ада. Кирилл и сам понимал, что облажался, но до сих пор не мог сказать, где это началось. Он не отказался бы от поддержки, но у отца всегда были иные воспитательные методы. Павел даже приезжать пробовал, но близнецы быстро его от этого отвадили, и он переключился на телефонный терроризм.

Постепенно боль утихала – медленнее, чем хотелось бы. Кирилл приходил в себя и на многое смотрел по-другому. Теперь ему было, что ответить отцу! Да, он сам виноват, что связался с мутной компанией. Но почему эта мутная компания заинтересовался именно им, из всех богатых студентов? Да вот как раз из-за адвоката Павла Эйлера – и прочих представителей этой семьи. Получается, из-за них Кирилл оказался в группе риска, а помощи и защиты так и не получил. Напротив, ему полагалось не просить, а преодолевать и соответствовать. Когда же оказалось, что он не справляется, начались стенания и осуждения. Его отец был далек даже от мысли, что может быть в чем-то не прав. Конечно, есть вероятность, что за эти месяцы Павел додумался до чего-нибудь нового, однако она не слишком велика, поэтому Кирилл привычно сбросил вызов. Перезванивать отец не стал, значит, дело несрочное. Было бы срочное – позвонила бы мать.