Патриция Корнуэлл - Последняя инстанция

— Сэр, где вы выучились говорить по-английски? — спрашивает Бергер.

— Да сам как-то помаленьку. В юности отец подкидывал книжонки, когда я дома появлялся. Я много прочел.

— На английском?

— Да. Хотел выучить его как следует. Папа у меня настоящий полиглот. Как же иначе? Он ведь в международном судоходстве, у него бизнес с иностранными державами.

— И в Штатах тоже?

— Еще бы.

В кадре снова появляется рука Талли с очередным стаканчиком пепси. Шандонне жадно захватывает губами соломинку и смачно сосет, громко причмокивая.

— Какого сорта книги вы читали? — продолжает прокурор.

— Массу исторической литературы проштудировал, хотел больше узнать. Я, видите ли, самоучка — в школу не ходил.

— А где они теперь, ваши книги?

— О-о, если бы знать. Порастерялись. У меня то есть жилье, то нет, часто переезжаю с места на место. Вечный скиталец, приходится постоянно ухо востро держать — они же следуют по пятам неотступно.

— А на каких-нибудь других языках, кроме французского и английского, вы способны изъясняться? — интересуется Бергер.

— Итальянский знаю. Чуть-чуть немецкий. — Сдавленная отрыжка.

— Их вы тоже выучили без посторонней помощи?

— В Париже легко найти газеты на иностранных языках; да, так тоже учился. Иногда на газетах спать приходилось, когда жилья не было.

— Ой, я щас заплачу. — Марино не в силах сдерживаться. Тем временем Бергер на пленке продолжает:

— Давайте вернемся к Сьюзан и ее гибели. Итак, пятое декабря, два года назад, Нью-Йорк. Расскажите поподробнее, что случилось той ночью. Вы встретились в «Люми», а потом?

Жан-Батист вздыхает, словно его силы с каждым словом угасают. Он то и дело подносит к бинтам трясущиеся руки.

— Мне надо перекусить. Боюсь упасть в обморок, совсем ослаб.

Бергер нажимает «паузу», и на экране замирает размытое изображение.

— Мы прервались где-то на час, — поясняет она. — Достаточно, чтобы поесть и отдохнуть.

— Да, наш красавчик, смотрю, неплохо подкован, — комментирует Марино, будто я сама не просекла, что к чему. — Кстати говоря, чушь он порет. Якобы воспитывался у чужих людей, сиротка: семью свою выгораживает, мафиози!

Бергер между делом спрашивает меня:

— А вы имеете представление о ресторане «Люми»?

— Навскидку не скажу.

Когда два года назад началось расследование смерти Сьюзан Плесс, случилась интересная вещь. Официант, который обслуживал ее столик, услышал о несчастье в «Новостях» и тут же связался с участком. Так мы и узнали о трапезе в «Люми». Ко всему прочему, при вскрытии судебно-медицинский эксперт обнаружил в содержимом желудка следы недавней трапезы, а это привело нас к заключению, что покойница ела за несколько часов до гибели.

— В ресторане с ней кто-нибудь был? — задаю вопрос.

— Вошла без компании и вскоре подсела за столик к мужчине, который тоже обедал в одиночестве. И это был далеко не урод. Высок, широкоплеч, одет со вкусом, хорош собой. Явно не стеснен в средствах; по крайней мере у свидетеля создалось такое впечатление.

— Удалось выяснить, что он заказывал? — продолжаю я.

Впервые за то время, что мы знакомы, Бергер, похоже, заколебалась. Честно говоря, я бы сказала, даже встревожилась.

— Кавалер заплатил наличными, зато официант запомнил, что он подавал за тот столик. Поленту... ну, эту кашу из ячменя или из кукурузной муки, грибы, бутылку «Бароло» — в точности как описывал Шандонне. Сьюзан заказала итальянскую закуску «антипасто» из поджаренных овощей с оливковым маслом и ягненка — кстати говоря, в полном соответствии с содержимым ее желудка.

— Боже правый, — изрекает Марино. Об этом он явно узнал только теперь. — Как такое возможно? У нас же не Голливуд, в конце концов. Никаких спецэффектов не хватит, чтобы превратить этого мохнатого ящера в любимца дамских салонов.

— Да уж. Разве что в ресторане был не он, — говорю я. — Может, это его брат Томас? А Жан-Батист за ним следил? — Сама не ожидала от себя такого прогресса: решилась-таки назвать страшилище по имени.

— Вполне логично было бы предположить, — соглашается Бергер. — Однако нам в колеса кто-то сунул здоровенную дубину. Портье в доме Сьюзан видел, как она заходила в квартиру в сопровождении того самого человека, которого описывает официант. Случилось это около девяти вечера. Портье сменяется в семь утра, так что наш свидетель прекрасно помнит, как около половины четвертого, в то самое время, когда Сьюзан должна бы собираться на работу, ночной гость ее покинул. Телевещание начинается в пять, так что на студии она появлялась за полчаса-час до эфира. Труп обнаружили около семи утра, и, по словам патологоанатома, на тот момент Сьюзан была мертва уже несколько часов. Подозрения, естественно, пали на ее ресторанного знакомца. Говоря по чести, я до сих пор не вижу других версий: это мог быть лишь он. Положим, он ее убивает. Некоторое время глумится над трупом. В три тридцать отчаливает — и ни слуху ни духу. Скажем, подозреваемый невиновен; почему тогда он не связался с представителями властей, когда узнал обо всем? В «Новостях» трубили на весь свет о страшной гибели знаменитости.

Тут до меня начинает доходить, что и я об этом дельце слышала в первые же дни после убийства. Неожиданно на память стали приходить сенсационные подробности, о которых писали тогда в прессе. Меня как громом поразило: надо же, ведь ни сном ни духом не подозревала, что это дело в конечном счете коснется и меня, да еще таким жутким образом.

— Что, если он из другого города, а то и вовсе иностранец? — подкинул предположеньице Марино.

Бергер вяло пожимает плечами: кто знает? Вздымает ладони кверху — мол, сдаюсь.

Пытаюсь свести воедино только что изложенные факты и, признаться, хоть сколь удобоваримого ответа не нахожу.

— Если она перекусила между семью и девятью вечера, тогда пища должна бы перевариться по большей части часам к одиннадцати, — рассуждаю я. — Пусть отправной точкой будет отчет судмедэксперта: смерть наступила за несколько часов до обнаружения тела — скажем, к часу или двум утра она уже была мертва. Пища к тому времени должна была покинуть желудок.

— Все объясняется стрессом. Жертва испытала стресс, а потому пищеварение вполне могло замедлиться, — поясняет Бергер.

— Это верно для внезапного испуга: кто-то пробрался в дом и набросился на нее, едва она переступила порог. В нашем же случае она сама пригласила этого человека к себе и, следовательно, ему доверяла, — рассуждаю я. — И он, в свою очередь, совершенно открыто вошел, да и, покидая квартиру, нисколько не беспокоился о том, что его увидит портье. А что дали мазки?

— Присутствие семенной жидкости.

— Наш клиент, — я указываю на Шандонне, — не увлекается влагалищным контактом, и у нас нет свидетельств, что он извергает семя. Ни в парижских убийствах, и уж точно не здесь. Ниже пояса повреждений нет, даже одежда на месте — один почерк. Похоже, его вообще не интересуют гениталии и ноги, за исключением стоп. У меня сложилось впечатление, что и Сьюзан Плесс ниже талии была одета.