Валерий Пушной - У всякой драмы свой финал

Запахнула полы халата, скукожилась и плюхнулась на диван. Поджала ноги и уткнула лицо в колени. Потом подняла глаза на Глеба и, как ни в чем не бывало, тихо с усталостью в голосе проговорила:

— Можно с ума сойти от этого сидения! Я не хочу больше бить баклуши, мне нужна сцена, хочу играть в спектаклях! Не могу без этого! Это моя жизнь! Ты ждешь от меня ответов на вопросы о твоей жене, просто насильно выжимаешь их! А я не знаю, что тебе отвечать, не знаю ответов! Я могла бы что-нибудь соврать тебе, вон твой охранник назвал мою профессию лживой, но кому нужна моя неправда? Тебе? Тогда напиши, какие ответы ты ждешь от меня, и я повторю их, как ты желаешь. Сыграю роль! Но только пойми, что это будет всего лишь роль. А на самом деле все совершенно не так. Я не знаю, где твоя жена! Я не знаю, кто похитил ее! И я не знаю, зачем похитил!

Но Глеб был непреклонен, он не верил ей:

— Если ты будешь по-прежнему упираться, мне придется применить к тебе другие меры, — он не сказал, какие меры намерен еще употребить, но этой недоговоренностью явно рассчитывал нагнать страх на Еву. А если не вызвать страх, то заставить девушку заволноваться.

Она соскочила с дивана, пробежалась по ковру и мгновенно, как на сцене, перестроилась на новую волну:

— Зачем ты пугаешь меня! — воскликнула. — Я и так всего боюсь! Я не нахожу себе места! Тебе мало того, что ты запер меня в этой клетке, так ты намерен еще продолжить издевательство!

— Ты что-то путаешь, — сурово смотрел на нее Глеб. — Никто тебя не запирал, ты у меня в гостях.

— Так в гости не приглашают, так гостей не встречают, так гостей не сторожат, Глеб! Я тебя боюсь! Я вижу, что ты мне не веришь, и меня это убивает! — вид у нее был потерянный, говорила обреченным тоном. Однако растрогать Корозова не могла.

Он видел ее игру и не собирался подыгрывать.

Между тем, Нарлинская решила все свалить на Рисемского. Того не было в живых, опровергать некому. Пойди — узнай истину. Надо было только суметь преподнести все. Челноком двигаясь перед Корозовым, Ева тихим вкрадчивым голосом говорила:

— Ты был прав, Глеб. Я знаю Рисемского, и я страшусь говорить о нем, потому что боюсь его до ужаса. Это жуткий человек, он преследует меня всюду! Но я отказала ему! И теперь страшусь, что он меня убьет за то, что я отказала! Его сын пропал, но я думаю, это все устроил сам Рисемский. Он, наверно, убил сына за то, что тот носил мне цветы. А я даже не знала, что у него есть сын. И я не знала, что этот молодой человек его сын. Я не интересовалась им. Это правда, Глеб! Перед тем, как сообщить тебе об опасности для Ольги, я услыхала, как Рисемский говорил про тебя по телефону. Уловила фразу с упоминанием твоей жены. Это насторожило меня, потому я и пришла к тебе. Но я не могла назвать Рисемского, я очень боялась.

— А теперь не боишься его? — по щеке Корозова пробежала легкая морщина.

— Боюсь. Но раз он сваливает все на меня, больше не собираюсь молчать.

— И какую же фразу ты уловила?

Фразу Ева придумала на ходу. На первый взгляд безобидную, и как бы мало, о чем говорящую. Но после произошедших событий с женой Глеба, эту фразу нельзя было истолковать никак иначе. Она сказала:

— Оставьте Корозова без жены! Вот такая была фраза, Глеб. Конечно, ее можно было пропустить мимо ушей, но я почему-то не пропустила и поспешила к тебе. У меня внутри как будто что-то сработало. Я решила предупредить тебя. Но, наверно, зря. Потому что ты сразу начал подозревать меня и до сих пор продолжаешь не верить мне. Лучше бы я тебе ничего не говорила, тогда не оказалась бы в этой клетке. И ты бы не угрожал мне! — девушка сделала короткую паузу, внимательно следя за лицом Глеба, но оно было непроницаемым, вздохнула и продолжила. — Ты можешь мне не верить, но это очень плохой человек! К таким людям нельзя приближаться на пушечный выстрел! Если бы ты только знал, что мне пришлось натерпеться от него, если бы ты мог предположить это, ты бы ужаснулся.

Сейчас Глеб не знал, как ему определиться: поверить ей или нет? Было в ее словах что-то такое, что склоняло его к доверию. Но было и иное, чему никак не хотелось доверять. В этот миг раздумий, в голове спонтанно возникла мысль, что Нарлинская могла иметь отношение к смерти Рисемского. Однако мозг отринул ее как нелепость. Глеб насупился. И все же решил пустить в ход это невероятное предположение:

— И потому ты отомстила Олегу?

Эти слова застали Еву врасплох. Она почувствовала опасность для себя. Изобразила на лице крайнее удивление. А Ко-розов опять ошарашил, заставил ее остолбенеть:

— Рисемский убит! — сказал он.

Она это знала, но ее ошеломило то, что об этом ведал Глеб. Откуда мог узнать, где пронюхал? Неужели Ватюшков прокололся? Неужели полиция накрыла его? Сидя здесь, она была в полном неведении.

Сейчас ей не пришлось играть сценку изумления. Лицо само собой вытянулось и замерло. А вдруг трупы нашли в ее квартире? Тогда — конец. Ватюшков подвел, а она на него надеялась. Верила, что Рисемский исчезнет бесследно. Впрочем, если бы была связь с ее квартирой, тогда Корозов сейчас не разговаривал бы с нею, давно сдал бы в полицию. Следовательно, к ней вопросов нет. И это уже хорошо.

Мысли раздирали ее мозг. Уши покраснели. Она стояла посреди комнаты на мягком ковре. Лучи солнца через окно обливали с головы до ног. Было жарко. Ковровый ворс грел ступни ног. Ева сошла с него на прохладный пол, покрытый цветным линолеумом. С трудом смогла выговорить:

— Его наказал бог! В таком случае, Глеб, богом расставлены все точки над «i». Мне больше нечего сказать! — после этого она надолго замолчала, глядя куда-то в пустоту, а потом, видя, что Глеб не спешит отвечать, вздрогнула плечами. — Это все! Я рассказала, что знала. — И Ева будто погрузилась в себя, спряталась в скорлупе.

В ее поведении что-то не нравилось Глебу. Он не мог нащупать, что именно, но что-то было не так. Ведь по ее словам Рисемский терроризировал, и она могла хотя бы издать вздох облегчения, что все закончилось. Однако она была странно напряжена и вздрагивала от натуги, а не от расслабленности. Поразительно, актриса не смогла правильно сыграть роль! Нет, Ева не так проста, как хочет казаться. И как теперь проверить, что она сказала правду о Рисемском?

Глеб больше ни о чем не спрашивал. Сегодня на этом завершено. Нужно хорошенько пораскинуть мозгами, переварить весь разговор. Напоследок сказал:

— Я подумаю, и ты тоже подумай. Может, что упустила, а, может, есть, что еще сказать.

После ухода Корозова Ева долго без движения стояла на месте, затем села на диван и снова встала, вновь села и опять стала, и сызнова села. Не шевелилась, застыла, как замороженная.

Охранники наблюдали за нею с удивлением. В конце концов, Санек не выдержал: