Виктория Селман - Границы безумия

— Раны на шее жертвы… Мне кажется, они не такие уж и случайные. Пойдем, покажу.

Я последовала за ним к дальней стене, где висела доска с фотографиями с мест преступления. Они были соединены красными бечевками и утыканы желтыми и оранжевыми стикерами.

— Вряд ли здесь есть закономерность, — сказала я, внимательно разглядывая шею последней жертвы. — Протыкатель орудовал поздней ночью. Было уже темно, он явно злился, отсюда и такие большие порезы.

— Сделай-ка милость, присмотрись.

— Ладно.

Я отошла от доски на пару шагов. Не из брезгливости, просто зрение в последнее время стало падать. Издалека проще разглядеть общую картинку.

Тело почти не пострадало от огня, он не затронул синяки и отметины на горле. Я склонила голову набок, прищурилась и стала изучать фотографии.

— Если и есть закономерность, я ее не вижу, — сдалась я наконец. — Как по мне, раны наносили хаотично. Причем расположены они очень близко, подтверждая, что удары были нанесены в пылу азарта.

— Ты никогда не разглядывала стереоскопические картинки? — спросил вдруг Пэдди.

— Что?

— Стереоскопические картинки. В девяностые по ним сходили с ума. В университете я всю комнату завешал плакатами, — признался он, пригладив щетину на подбородке.

До меня доходили слухи, что от него недавно ушла жена — якобы захотела «лучшей жизни». Наверное, поэтому Пэдди себя и запустил. А еще он до сих пор носил кольцо. Скорее всего, надеялся, что она вернется.

— Что за картинки? — Я снова повернулась к доске.

— Это такое изображение, повторяющееся много раз. Может быть нарисовано что угодно. Завитки, радуги… Не важно. Дело в том, что в нем скрывается еще одна картинка. Ее нельзя увидеть просто так. Надо поднести фотографию к самому носу, чтобы она расплылась. А потом сфокусировать взгляд, словно смотришь вдаль. И очень-очень медленно отодвигать картинку, пока не появится скрытый образ. Клевая штука на самом деле.

— И к чему это? Мне что, нужно уткнуться носом в снимки с мест преступления?

— Необязательно. Можно просто посмотреть под другим углом. Иначе. Разглядывать колотые раны не глазами, а скорее мыслями.

— Черт возьми, Пэдди, хватит корчить из себя Ури Геллера! [27] Ури Геллер (р. 1946) — израильский фокусник, иллюзионист, менталист, мистификатор; стал известным на весь мир благодаря сгибанию металлических ложек.

Тот рассмеялся.

— Ладно, попробуем по-другому. Начнем с количества ран. Сколько ты насчитала проколов?

— Семь.

— Отлично. Это число что-нибудь значит? Какое отношение оно может иметь к Протыкателю?

Я ущипнула себя за переносицу.

— Надо подумать… Жертв было шесть, а не семь, но это пока ничего не значит. В первый раз он объявился седьмого октября. Может, это как-то связано?

— Может, и так. А может, семь — планируемое количество жертв.

— Что-то сомневаюсь… — Я покачала головой. — Он не остановится на каком-то волшебном числе. Помнишь, что я говорила перед вчерашней пресс-конференцией? Он как наркоман. Его волнует только одно — вновь пережить кайф, который он испытал при первом убийстве. Как и любой другой наркоман, он остановится лишь в одном случае — если посадить его за решетку.

Пэдди потер глаза и протяжно вздохнул.

— Ладно, давай иначе… Подойди к снимкам. Что видишь?

Я откинула с лица волосы и уставилась на доску. Вблизи все расплылось, как и обещал Пэдди.

— Три пары глаз, — заговорила я наугад, не раздумывая над ответом. — Или узор из игральных костей. Квадрат. А еще огранка бриллианта. И символическое изображение кинжала.

— Или крест. — Он прочертил пальцем линии, соединяя точки. — Ни о чем тебе не говорит?

— Не знаю. Квадрат. Крест. Три пары глаз. Может быть что угодно. Или вообще случайно получилось. Но если намеренно, значит, Протыкатель затеял с нами игру. Решил выйти на связь.

Если так, то в глубине души он сознает, что поступает неправильно. И хочет, чтобы его поймали.

Я отперла дверь подъезда и тут же сморщила нос. В коридоре обычно пахло лимонами, особенно после уборщицы. Теперь же запах чистящего средства перебивала какая-то вонь. То ли сгнившие фрукты, то ли уксус или перебродившее вино. Совсем как тогда, на набережной…

Я потерла виски и протяжно вздохнула. С момента крушения поезда я пребывала в постоянном напряжении. Голова так и шла кругом. Мерещилось всякое — то картинки, то запахи… Совсем расклеилась, как старая подошва. Я поправила сумку на плече и зашагала к лестнице.

Наверху запах отчего-то стал сильнее. Откуда он вообще взялся? Кроме меня, на этаже больше никто не живет, а воняет явно не из моей квартиры.

Я повернула в замке ключ и распахнула дверь. Мысли были заняты Протыкателем. Надо поскорей определить ареал его обитания. Пока я даже не представляла, с какой стороны взяться за дело.

Детективам, которые работали над операцией «Рысь», скорее просто повезло — им улыбнулась удача, как это часто бывает при громких делах. «Сына Сэма» [28] Сын Сэма — Дэвид Берковиц, известный также как «Убийца с сорок четвертым калибром», американский серийный убийца, на счету которого шесть смертей и семь тяжелых ранений. , например, поймали из-за неправильной парковки — самый известный случай (но отнюдь не единственный), когда преступник допустил фатальную для себя ошибку.

Однако нынешний маньяк, что бы мы ни говорили прессе, до сих пор ни разу не прокололся — по крайне мере, насколько нам известно.

Переступая через порог, я устало терла глаза, поэтому не сразу заметила на коврике светлый конверт, где чернилами было аккуратно выведено мое имя.

Я подняла его. Почерк угловатый и заостренный. Написано только имя, и всё. Притом искаженное. Меня никогда не называли Зиба Мак.

Я распечатала конверт.

В жилах застыла кровь. Сердце заколотилось. Ладони взмокли от пота.

Это письмо написал он — Протыкатель. Серийный убийца, обезумевший от жажды крови. Он побывал прямо у моих дверей!

Я никогда не думала, будто мой дом — неприступная крепость. У нас нет ни консьержа, ни камер наблюдения. Но, черт возьми, мне всегда казалось, что уж здесь-то меня никто не тронет!

Здесь после смерти Дункана я пряталась от всего мира, когда на небо наползали тучи и из теней выбиралась черная тварь. А теперь это место испорчено — совсем как запах лимонного освежителя в коридоре перебит вонью гниющих отбросов.

Протыкатель, одержимый жаждой власти и подчинения, сорвался. Он носился теперь кругами, слепо тыкаясь в стены и все больше сходя с ума под натиском злобы, которая рвала его изнутри.

Живот словно опалило кислотой. Стало нечем дышать. Меня зашатало. Я протянула руку, хватаясь за стену, и прижалась к штукатурке лбом. Та холодила кожу, давая хоть немного прийти в себя.