Сергей Майоров - Группа риска

— Ладно, не трепли себе нервы. Первый раз, что ли, преступника отпускать приходится? Не он первый, не он последний. Когда-нибудь опять попадется.

— Да мне-то что? — Николаев плюнул за окно. — Не у меня он украл и не меня ограбил. Мне что, больше всех надо? Если никому не надо, то и хрен с ним, пусть гуляет. Когда-нибудь, действительно, попадется… Давай лучше чай попьем. Есть заварка?

— В шкафу… Только в чайнике воды мало.

— Я принесу. А Костик где сейчас?

— В 15-м отделе. Слышал, там налет на дискотеку в ДК имени Крупской был?

— В общих чертах.

— Восемь человек с переломами, и еще десяток — с синяками и выбитыми зубами. В основном, доблестная местная охрана. Больше всех их начальнику досталось, месяца два на больничном проваляется. И плюс ко всему этому — одно заявление об изнасиловании. От подруги этого самого начальника. Что самое удивительное — баба твердо стоит на своем, настаивает на возбуждении дела. Плюс к этому — море свидетельских показаний, и даже в больнице все оформили, как полагается.

— Насильника она, естественно, не знает?

— Говорит, видела где-то, и не один раз. Но в налете «центровые» участвовали, это, считай, точно, установлено. Так что можно поискать. РУОП там потихоньку копает… Только одно вот настораживает: у бабы этой, которая потерпевшая, на лбу и всех остальных частях тела написано, что она с половиной города переспала, и чего бы это ей именно в этот раз так обидеться?

— Думаешь, хочет просто денег срубить?

— Похоже. Или другой какой-то расчет у нее есть. Но в том, что она не за честь свою поруганную обиделась — в этом я уверен. Сам знаешь, насильников я ненавижу… Но когда потом от заявления отказываются и получается, что просто на чей-то карман работал, — нет, в этом я участвовать не хочу. Противно.

Николаев пожал плечами.

— По-всякому бывает, так, с ходу, судить-то трудно. Давай все-таки чай попьем, да пойду я вниз, своей очереди ждать. Где чайник?

Побеседовать с Ерастовым до освобождения Николаев не успел. Очередь продвигалась медленно, и он так и не смог дождаться своей. Толя давно уже был готов к тому, что вечером его отвезут в тюрьму. События этого он ждал с тревожным нетерпением. Уверенности, что сможет правильно поставить себя в камере, у него не было, и он в сотый раз прокручивал в голове рассказы более опытных товарищей о нравах и обычаях тюрьмы. Она его пугала и манила одновременно. Когда следователь, неторопливо выкладывая из портфеля бумаги, объявил, что отпускает его под подписку о невыезде и протянул бланк, в котором надо было расписаться, Толя долго не мог вывести авторучкой свою фамилию, а дальнейшие события воспринимал так, как будто происходили они во сне. Следователь что-то долго говорил, но смысл его слов не доходил до Толи. Иногда, когда он останавливался, явно ожидая ответа, Толя торопливо испуганно кивал и снова погружался в свои мысли. Предстоящая свобода в какой-то степени пугала его больше, чем несостоявшаяся тюрьма. Если бы ему дали возможность выбора, то он предпочел бы провести ближайшие пару месяцев здесь, в ИВС, деля камеру с малолетним квартирным вором и пожилым спокойным мужиком, по пьянке подрезавшим своего соседа. От улиц, по которым бродил ставший его личным врагом Олег, отделяли надежные крепкие стены, и в то же время, несмотря на железные двери, решетки и прочие атрибуты, это была не тюрьма с ее страшными порядками.

Наконец, Толе вернули шнурки от кроссовок, брючный ремень и отобранные при личном обыске вещи — деньги, потертый бумажник, перочинный нож.

— Иди, чего ты ждешь, — усмехнулся дежурный по РУВД.

Толя поплелся к дверям.

Николаев стоял в вестибюле управления, заложив руки за спину и покачиваясь на носках. Толя почувствовал его взгляд, остановился и обернулся. Они долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Потом Толя толкнул рукой дверь, негромко сказал: «До свиданья» — и вышел на крыльцо.

Яркий солнечный день ошеломил его. Закружилась голова, но, присев на ступень крыльца, он быстро поборол слабость и пошел по улице Рентгена, загребая незашнурованными кроссовками песок. В ларьке на перекрестке он купил сигареты и бутылку пива, перешел улицу и встал на трамвайной остановке. Срывая с горлышка пробку, он оглянулся по сторонам. Медленно приближался трамвай, а на противоположной стороне ковырялись в двигателе потрепанных «Жигулей» двое парней. Толя подумал, что отпустили его не просто так, что это — очередная ментовская хитрость. Наверняка за ним пристроили «хвост» и теперь будут ждать, когда он их приведет… Приведет куда? Ответить на этот вопрос Толя не смог, да и от выпитого пива начала кружиться голова, и мысли, без того не отличавшиеся ясностью, стали совсем мутными.

Толя забрался в вагон и сел на задней площадке, озираясь в окно, чтобы заметить этот самый «хвост». Как это делается, он видел в кино. Но трамвай продолжал неторопливо ползти от остановки к остановке, выходили и садились новые пассажиры, а этот «хвост» все никак не хотел проявить себя. Не доезжая одной остановки до кольца, перед самым закрытием дверей, Толя выскочил из вагона и метнулся в ближайший проходной двор. Выпитое на голодный, после трех дней жидкой камерной пищи желудок, пиво никак не способствовало спортивным успехам, и пришлось быстро перейти на шаг. Толя прошел пешком несколько кварталов, немного проехал на автобусе и в конце концов, купив еще одну бутылку, присел на скамейку в сквере. Куда идти, он не знал.

Прихлебывая пиво и поглядывая по сторонам, Толя сначала отметил, что когда-то бывал здесь, а потом сообразил, что недалеко отсюда живет Оксана, у которой он прятался перед их блистательно провалившейся операцией с похищением. Тогда она отнеслась к нему совсем неплохо, так может, не откажется принять и сейчас?

Толя бросил пустую бутылку за спину. Требовалось облегчиться. Совсем рядом возвышалась панельная коробка недостроенной школы, и Толя, сунув в рот сигарету, направился туда.

Во внутреннем дворике здания был свален самый разнообразный строительный мусор, и Толя, поскользнувшись, едва не пропорол себе живот торчавшим из земли арматурным прутом. Входные двери оказались забраны металлическими решетками, но подвальные окна ничто не защищало, и Толя полез туда. Можно было сделать все дела и во дворе, но замоченные в пиве навязчивые идеи о милицейском «хвосте» гнали его в темноту подвала.

Подвал явно был кем-то обитаем, и Толя, облегчившись, решил прогуляться по нему, в надежде найти что-нибудь полезное для себя. По дороге он прихватил короткий обрубок арматурного прута и теперь заглядывал в самые темные закутки, ничего не боясь.

В потолке одной из комнат оказалась большая дырка, и Толя, разорвав штанину и раскровянив пальцы, вылез в помещение первого этажа. Видимо, это помещение планировалось под актовый зал — в одном конце было сделано возвышение наподобие сцены, да и габариты были соответствующие. Разглядывая выведенную под самым потолком красной краской надпись: «На-На — супер», Толя задумался о том, как это можно было сделать — ни лестницы, ни каких-либо других приспособлений поблизости не было видно. Помахивая прутом, Толя вышел из зала. В бетонных коридорах школы было прохладно, и покидать ее не хотелось. Но, осмотрев еще несколько помещений и перекурив, Толя решил, что пора уходить. Все равно ничего полезного найти так и не удалось.