Джеймс Освальд - Естественные причины

– Хорошо, тогда приступаем.

Кадволладер достал из кармана маленькую баночку: смесь крема для кожи и камфары – состав, призванный отбить запах разложения. Прозектор глянул на склянку, потом на Маклина, фыркнул и убрал состав в карман.

– Думаю, сегодня нам это не понадобится.

Маклин за время службы много раз присутствовал на вскрытии. Он не то чтобы привык, но и не мучился больше тошнотой, как поначалу. Из всех убитых, жертв несчастных случаев и просто невезучих людей, каких он перевидал на этом столе, мумифицированный труп молодой девушки был, пожалуй, самым необычным.

Прежде всего, тело уже было вскрыто, но Кадволладер все же исследовал каждый дюйм хрупкой фигуры, бормоча по ходу наблюдений в свисавший сверху микрофон. Наконец, убедившись, что кожа больше не даст ничего полезного относительно причины смерти, он перешел к стадии, которую Маклин терпеть не мог. От визга пилы по кости каждый раз ныли зубы, как от скрежета ногтя по классной доске. Процедура длилась долго и закончилась ужасным звуком: крышка черепа треснула, словно скорлупа вареного яйца.

– Любопытно. По-видимому, и мозг удален. Тони, посмотри!

Маклин взял себя в руки. Со вскрытым черепом девушка казалась еще меньше и моложе. В голове зияло тусклое отверстие, выстеленное засохшей кровью и опилками кости.

– Может, сгнил?

– Нет. Учитывая общее состояние тела, я ожидал, что мозг окажется несколько усохшим, однако он удален. Возможно, через ноздри – так делали древние египтяне.

– Тогда где он?

– Мы получили образцы, но ни один из них не похож на мозг.

Кадволладер кивнул на блестящую каталку, где виднелись четыре склянки с образцами. Маклин узнал найденное накануне сердце, а об остальных органах предпочел не гадать. Еще два сосуда стояли в белых пластиковых контейнерах, потому что стекло треснуло, и из банок вытекала жидкость. Все это обнаружилось в потайных нишах, симметрично расположенных вокруг тела. В каждой нише были и другие предметы, значение которых предстояло выяснить.

– А что в разбитых? – Маклин всмотрелся в серовато-бурую жижу, размазанную по одной из банок. – Это может быть мозг?

– Трудно сказать, учитывая состояние. Но я бы предположил, что в одной почка, а в другой легкое. Проведу анализы – уточню. В любом случае у этих сосудов неподходящая для мозга форма, сам понимаешь. Сколько раз я тебе показывал. Кроме того, если его извлекали через нос, он превратился в кашу. Не было смысла хранить его в банке.

– Дельно замечено. Когда, по-твоему, она скончалась?

– Трудный вопрос. В сыром городе, даже в замурованном подвале, тело вообще не должно было мумифицироваться. Должно было сгнить. Тем не менее, этот труп прекрасно сохранился, но я не могу отыскать ни следа никаких химикатов. Трейси сделает еще несколько анализов, и на углеродную экспертизу образцы пошлем – может, повезет. А так, судя по платью, я бы сказал, лет пятьдесят-шестьдесят. Точнее сам разбирайся.

Маклин пощупал ткань платья, сложенного на каталке рядом с сосудами, поднес его к свету. Всю нижнюю часть заливали бурые пятна, а тонкое кружево ворота и манжет превратилось в волокнистую бахрому. Больше похоже на праздничное платье, а не на будничный наряд. Ткань с цветочным узором выглядела дешево, на подоле виднелись аккуратные заплаты, подшитые вручную. Ярлык производителя отсутствовал. Судя по всему, платье бедной девушки, которая хочет произвести впечатление. Инспектор вернулся взглядом к изломанному рассеченному телу и остро осознал, что только это о ней и знает.

Входная дверь опять стояла нараспашку, припертая обломком тротуарной плитки. Маклин подумал, не закрыть ли как следует, но не стал. Не хватало еще, чтобы студенты со второго этажа поднимали трезвон в четыре утра, добиваясь, чтобы кто-нибудь их впустил. В такую жару бездомные не станут искать ночлега в парадной. Впрочем, от бродяг на лестнице не будет вонять хуже, чем уже воняет. Морща нос от кошачьей вони, инспектор взобрался по каменным ступеням на верхний этаж, открыл дверь и бросил ключи на стол. Автоответчик высветил одно сообщение. Маклин нажал кнопку: старый приятель, с которым инспектор когда-то снимал квартиру, в очередной раз предлагал встретиться в пабе. Фил звонил с одним и тем же дважды в неделю, на всякий случай, – вдруг однажды добьется своего.

Улыбнувшись, Маклин прошел в спальню, разделся, бросил одежду в корзину для грязного белья и отправился в ванную. Долгий прохладный душ смыл дневной пот, но не очистил память. Инспектор вытерся, натянул футболку и свободные полотняные штаны и задумался, не пробежаться ли, а может, зайти в спортзал. Час силовых упражнений не помешал бы, но вот в общество напористых офисных работников попадать не хотелось. Ему бы компанию свободных, радующихся жизни людей. Может, стоит отозваться на приглашение Фила? Сунув ноги в разношенные туфли, он прихватил ключи, захлопнул дверь и спустился в паб.

«Ньюингтон-армз» был не лучшим питейным заведением в Эдинбурге, зато ближайшим к дому. Маклин толкнул крутящуюся дверь, приготовился грудью встретить волну шума и дыма, потом вспомнил, что шотландский парламент принял закон, запрещающий курение. Шум остался прежним – наверняка следующий законодательный акт будет против шума. Инспектор заплатил за пинту «дьюкарса» и принялся высматривать знакомые лица.

– Эй, Тони, сюда! – Оклик наложился на паузу в грохоте музыкального автомата. Маклин нашел глазами кричавшего. Несколько человек сгрудились за столом у окна на улицу. Судя по виду – аспиранты. Среди них выделялся профессор Филипп Дженкинс, сияя улыбкой, подогретой пивом.

– Как дела, Фил? Ты сегодня, вижу, целый гарем собрал.

Студентки с готовностью потеснились, и Маклин присел на освободившееся место.

– Не жалуюсь, – ухмыльнулся Фил. – Лаборатория получила новый грант на три года. Между прочим, финансирование повысили.

– Поздравляю. – Маклин изобразил салют пивной кружкой и стал пить под рассуждения старого приятеля о молекулярной биологии и финансовой политике. Затем разговор перешел в праздную болтовню, обычную в пабах. Инспектор время от времени вставлял слово, но с удовольствием слушал. Можно было ненадолго забыть о безумии, об изувеченных телах, о работе. Не то что выпивать со своими после смены – там совсем другое веселье, обычно оборачивающееся тяжелой головой наутро.

– А ты чем нынче занимаешься, Тони? Не часто мы тебя видим.

Маклин взглянул на говорящую. Он вроде бы помнил, что молодую женщину зовут Рейчел, что она пишет кандидатскую по какому-то труднопроизносимому предмету. Она немножко походила на криминалистку, работавшую по делу об ограблении и по расследованию убийства Смайта, только лет на десять моложе и волосы ярко-рыжие – скорее парикмахерской, чем природной рыжиной. Даже аспиранты в наше время выглядят невероятно юными.