Фридрих Незнанский - Волга впадает в Гудзон

Как выяснилось, помощь от него требовалась совсем не сложная: Турчинкину вручили список покупок, которые следовало сделать в самые ближайшие дни. Помнится, список его удивил: помимо кое-каких, как выразился он, «железяк», зачем-то понадобился, например, коврик — из тех, что стелют в предбаннике, резиновый, что ли…

— Часом, не этот? — поинтересовался Турецкий, пододвигая к Турчинкину снимок, сделанный на месте убийства Мансурова — темно-зеленый полиэтановый коврик, найденный в кустах, где ожидал свою жертву снайпер.

— Он… — Алексей, казалось, совершенно не удивился, — очевидно, давно уже сложил два и два, каким бы тугодумом ни был. — Только я к ихним делам никакого отношения не имею, — упрямо повторил он.

— Мы вас ни в чем и не обвиняем, — мягко произнес Турецкий. — Мы уже поняли, что в какой-то момент вам не понравилось поручение и вы отказались от сотрудничества…

— Ну да… Этот лысый командовал, а Шурка с Федькой только башками кивали; гляжу — на земле у них, во дворе, значит, Слепцовых, эта хе… хрень, валяется и рядом шашка… Я не дурак, в армии свое, как положено, отслужил, понял, с какими игрушками балуются… Тут, значит, лысый, меня увидел…

— До этого, так следует понимать, он вас не видел? — вмешался Вячеслав Иванович.

— Не-а… Я как раз с рынка приехал, привез, что заказывали, и, как велено было, к Слепцовым понес… Они за сараюшкой базарили, я услышал — и туда. Ну и увидел… А там этот змей лысый как начнет орать!

— Из-за вас?

— Ну да… Не понравилось ему, что народу много. А мне и того больше не понравилось — я что, дурак? У меня баба больная, пацаны сопливые еще. Словом, Шурке, когда отошли, я отдал, чего купить успел, и послал его куда подальше! А дальше ушел и знать не знаю, как они там со своими делами расковырялись. Не мое дело!

— И вам не пришло в голову, когда убили Мансурова, что ваши… знакомые имеют к этому отношение?

— Это меня не касается! — хмуро повторил Турчинкин.

…— Так пришло или не пришло? — В голосе Вячеслава Ивановича мелькнула злость.

— Ну пришло… — буркнул тот. — Только меня это не касается, с какой стати? Я и денег ихних ни копейки не взял, так даром и прокатал весь день на этот рынок чертов на своем бензине!

Турецкий перехватил взгляд Померанцева и вздохнул, потом пододвинул Алексею Алексеевичу снимок Карпухина:

— Взгляните, пожалуйста… Вам этот человек знаком?

— Он, — кивнул свидетель. — Змей этот лысый… А больше я ничего не знаю!..

Александр Борисович выключил записывающую аппаратуру и устало откинулся на спинку стула:

— Сейчас вам дадут протокол, прочтите его внимательно, если все правильно — распишетесь, следователь покажет, где именно. Давайте ваш пропуск и в ближайшее время, пожалуйста, никуда не уезжайте из дома: вы можете нам еще понадобиться.

— Отродясь никуда не ездил и дальше не собираюсь, мне работать надо, а не по отпускам разъезжать, — сообщил Турчинкин. — Только я уже все сказал, что знаю, еще-то я вам зачем?

За спиной свидетеля Померанцев красноречиво возвел глаза к потолку, демонстрируя своему шефу полное изнеможение.

Поручив Наташе проводить Турчинкина до дежурки на выход, Александр Борисович вернулся в кабинет и с удовлетворением отметил, что Грязнов без него времени зря не терял, накручивая диск городского телефона. Дождавшись, когда Вячеслав Иванович отдаст необходимые распоряжения, он кивнул головой:

— Ты прав. Карпухина надо брать, и срочно. Но каков наш главный свидетель, а? Ладно, что бог дал, то и есть, постановления я сейчас напишу. Валерий, кончай возиться с бумагами, быстро дуй в суд, пока рабочий день. Не забудь прихватить заключение экспертов по автоматам: один из «клинов» наш…

— С Украины пока молчок. — Завершивший очередной разговор Грязнов положил трубку. — Похоже, Слепцов-младший у нас теперь из важных свидетелей переместился в обвиняемые… Надеюсь, возьмут его без эксцессов…

— Яковлев исходит из того, что он вооружен, — напомнил Александр Борисович. — Надеюсь, Калина оправдает характеристику, данную ему Дубинским…

— А что папаша, по-прежнему утверждает, что единолично и собственноручно расправился с Мансуровым? — поинтересовался Померанцев, уже на ходу складывая в папку нужные бумаги.

Александр Борисович неодобрительно посмотрел на Валерия:

— Вот когда сам станешь «папашей», тогда и поймешь… — и, покачав головой, невесело добавил: — Жаль полковника, в любом случае пойдет за соучастие! Не мог он не знать, к чему готовятся его сынишка и бывший подчиненный.

— Подчиненный? — Вячеслав Иванович с удивлением посмотрел на Турецкого, который кивнул и пояснил:

— Во всяком случае, знакомы они точно были. Помнишь, Слепцов-старший уже после отставки участвовал в подготовке операции, в итоге которой были уничтожены боевики на минном поле? Среди консультантов находился и Карпухин как бывший подрывник. Думаю, полковник искренне считает себя виноватым в трагедии, поскольку наверняка сам и познакомил сына с нашим майором. Другой вопрос, как тому удалось втянуть парня в это дело, но, думаю, схожесть опыта сделала свое дело и несколько однобокое увлечение Федора Степановича Слепцова историей. Да, Валерий?

— По словам матери — да… И как вы все запоминаете, Александр Борисович? Я просто диву даюсь! — Померанцев восхищенно посмотрел на Турецкого. — Я насчет увлечения историей России в протокол даже вносить не стал, просто на словах между делом упомянул… Я вообще терпеть не могу допрашивать в таких ситуациях женщин, а уж матерей — в особенности…

— Нас ты, похоже, считаешь чуть ли не садистами, — сердито бросил Вячеслав Иванович. — Кто же, скажи на милость, это любит? Работа, однако, есть работа!

Померанцев счел за благо промолчать, тем более что время его поджимало, и с самым невинным видом покинул кабинет шефа.

Маленький милицейский «газик» древнего образца с брезентовым верхом в очередной раз подпрыгнул на какой-то выбоине и неожиданно пошел ровно и почти мягко, сразу увеличив скорость.

— Ну шо, товарыщи, сдаеться, прыбулы!

Круглолицый пожилой прапорщик в милицейской форме повернулся к гостям, сидевшим на задних сиденьях, и доброжелательно подмигнул Яковлеву. После чего сразу же перешел на чистейший русский язык, без малейшего намека на мягкий украинский акцент:

— Вот вам и наш Чигирин…

Калина и Яковлев с любопытством глазели в окна — каждый со своей стороны. Впрочем, особого значения это не имело, поскольку картина, представшая их взорам, повсюду была одинакова. Несмотря на то что и на Украине нынешняя осень выдалась теплой и погода была почти летняя, площадь, на которую только что въехал «газик», причем площадь явно центральная, являла собой зрелище до крайности унылое. Несколько больших, судя по всему, никогда не просыхавших луж, возле одной из которых копошились куры, а еще у одной задумчиво застыла огромная пятнистая свиноматка; обшарпанный двухэтажный особнячок с облупленными колоннами — в советские времена в нем наверняка располагался местный райком партии. Слева от него в чахлом сквере одиноко высился засиженный голубями памятник Богдану Хмельницкому.