Фридрих Незнанский - Волга впадает в Гудзон

Впечатление ящичек с живым изображением внутри произвел на Симу, как выяснилось с годами, неизгладимое, ибо свежести его она ухитрилась не потерять даже теперь, когда двадцать первый век, бурливший и шумевший за окнами больницы № 17, еще и не такие чудеса чуть ли не ежедневно обрушивал на головы многострадального человечества, часть которого как раз по этой причине и оказывалась Симиными подопечными.

Конечно, в ее комнатке был и свой собственный телевизор — «Рубин» еще советского производства, купленный на скопленные за первый год работы деньги. Но ни в какое сравнение с чудом современной техники, приобретенным недавно их главврачом и стоявшим в ординаторской, он не шел. Главврач, знавший Симино пристрастие, научил ее управляться с пультом. Однако возможность посмотреть передачи по этому чуду появлялась исключительно после отбоя и при условии, что из врачей дежурил кто угодно, кроме Марины Васильевны — самой молодой из докторов, самой красивой и самой стервозной. Марина Васильевна телевизор терпеть не могла, она обожала телефон, по которому во время дежурств трепалась непосредственно из ординаторской часа по два за один присест.

Но в тот вечер Серафиме Ивановне повезло: дежурил доктор Котельников, тоже молодой, но добрый, а главное — большой любитель женского пола, в связи с чем большую часть дежурства он предпочитал проводить в сестринской комнате — в тот раз с новенькой медсестричкой, которая ничего против его общества не имела. А в итоге у Симы появилась возможность насладиться японским цветным чудом в полном одиночестве — что она и сделала, расположившись в ординаторской.

Серафима Ивановна, не глядя на пульт, нажала первую попавшуюся кнопочку и уставилась на экран: ей было все равно, что смотреть, радовал прежде всего сам процесс. Попала она на вечерние новости и, не слишком вникая в суть, с удовольствием разглядывала прехорошенькую, пышущую здоровьем дикторшу, что-то говорившую о покушении — Сима не поняла на кого. Потом дикторша с экрана исчезла, а вместо нее показали красивые стеклянные двери, за которыми два здоровенных амбала в черных костюмах волокли какого-то хлюпика в яркой куртке.

Куртка на секунду отвлекла Серафиму Ивановну, но она все-таки глянула на лицо несчастного, повисшего в лапах амбалов. Лицо видно было не то чтобы очень, однако сердце Симы само по себе дрогнуло и подпрыгнуло, встревожившись раньше, чем она что-либо сообразила.

«Неужто Колян?..» Конечно, никакой уверенности у нее не было, что на экране мелькнула физиономия Николаши Иванова, одного из ее «несчастненьких», как называла Сима про себя пациентов больницы. Но сердце-то ведь почему-то дернулось? Несмотря на то что такой куртки у Кольки точно не было.

Серафима Ивановна нахмурилась и, посидев немного бездумно уставившись в телевизор, все-таки решилась и, поднявшись, неуверенно зашаркала шлепанцами в сторону сестринской, из которой доносился слышный даже из-за двери нервный смех новенькой сестрички. Потоптавшись немного под дверью, Серафима Ивановна припомнила, что Коляна под расписку тому типу выдавал как раз доктор Котельников, поскольку главврач подписал разрешение как раз в день его предыдущего дежурства. Эта мысль придала Симе решимости, и она постучалась в сестринскую, несмотря на хихиканье.

Услышали ее не сразу, стучать пришлось дважды, после чего дверь наконец приоткрылась и доктор с недовольной миной высунулся в коридор.

— Что, опять третья палата? — поинтересовался он, поморщившись.

В третьей палате у них лежал один-единственный на всю больницу действительно буйный пациент, но сейчас он как раз спал, убаюканный хорошим уколом.

— Нет, доктор, — торопливо забормотала Сима, отводя от смущения взгляд в сторону, — Колька там… Иванов…

— Его что — назад привезли в такое время? — Брови Котельникова поползли вверх.

— Нет, доктор, он там… в телевизоре, кажется, он… того… это, вот — покушался!..

— Что, что он сделал? — Доктор вернул брови на место и посмотрел на Серафиму Ивановну странным взглядом, под которым она густо покраснела.

— По телевизору, — от отчаяния Сима заговорила куда увереннее, — Кольку показали, покушался он на этого… фамилию не помню… Ну важный такой, все время его кажут-то…

Она отважно подняла голову и посмотрела на Котельникова и тут же поняла, что он едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. Над ней. Не верит, получается… Но Сима была почти уверена теперь, что показали действительно Коляна.

— Серафима Ивановна, — доктор — это было заметно — старался говорить как можно мягче, — милая, вы просто переутомились, сегодня день был… э-э-э… тяжелый… Думаю, вам показалось, привиделось что-то от переутомления. Не хотите отдохнуть? Вы ведь сегодня не дежурите, можно при желании даже укольчик сделать…

«Он решил, что я сверзилась», — подумала Сима и вдруг рассердилась, а заодно сразу же вспомнила, что Котельникова зовут Александром Ефимовичем, и еще кое-что.

— Александр Ефимович, — сказала Сима твердо, — если вы думаете, что я спятила от телевизора, то ошибаетесь! — В этом месте доктор слегка покраснел, значит, она угадала. — А только вы у нас не так давно работаете и не знаете, что Коля и раньше у нас лежал, и как раз из-за этого самого… Из-за того, что с ножами на людей кидался, и его тут лечили, принудительно — вместо тюрьмы. Ей-богу, это он!

Теперь наконец Котельников посмотрел на Симу как на нормального человека и даже ненадолго задумался.

— Я этого насчет Иванова не знал, — произнес он, почти оправдываясь. — Вы уверены, что не ошиблись?

— Уверена, — сказала Сима, потому что, пока спорила с доктором, действительно почувствовала, что уверена. — А на кого он кинулся, не знаю — телевизор поздно включила, фамилию не расслышала.

Котельников вышел из сестринской, прикрыв за своей спиной двери, хотя Сима специально отвела взгляд, чтобы не видеть, что там внутри делает сестричка.

— Ладно… — вздохнул он. — Если уверены, сейчас все равно уже поздно, а утром напомните мне, я в прокуратуру позвоню, выясню… Вот черт!.. Не помните, кто его под расписку забирал?

— Кажись, сосед матери… У главного все документы…

— Ну да, у главного… Вот пусть главный и разбирается завтра с утра — сам! Он ведь и отвечает за то, что его отпустили, верно? А мы с вами, Серафима Ивановна, даже если этот псих на кого-то там кинулся, за его действия, как люди подчиненные, никакой ответственности не несем!

Серафима Ивановна кивнула и, молча развернувшись, хмуро потащилась назад в ординаторскую: Сима терпеть не могла, во-первых, когда ее подопечных называли «психами», тем более доктора; во-вторых, насчет ответственности она понимала совсем по-другому. Ей было жалко Коляна, который сейчас, вместо того чтоб спокойненько спать в тепле и тишине, мается где-нибудь в кутузке, где его могут обидеть ни за что ни про что…