Фридрих Незнанский - Болезнь претендента

Фуфырин молчал, только губы его шевелились – он беззвучно изрыгал проклятия. Так, во всяком случае, можно было понять по выражению его лица.

Чтобы прервать затянувшуюся паузу, Александр Борисович спросил:

– Вы знакомы с Всеволодом Николаевичем Филенковым?

– Не знаю такого.

– Может, он представлялся вам под другим именем. – Следователь протянул ему фотографию. – Посмотрите внимательно. Знаете этого человека?

– Нет.

– Ладно, так и запишем. Ну а с Владиславом Игоревичем Корсариным знакомы?

– С ним знаком.

– На какой почве познакомились? Друзья детства, дружите домами, общие интересы?

– Еще чего не хватало – дружите домами, – недовольно пробурчал повар. – Просто однажды он предложил мне оказывать милиции помощь. Сказал, что криминальная публика очень часто проводит в ресторанах важные встречи.

Если я буду давать органам информацию об интересующих их людях, могут быть предотвращены всякие преступления. Сказал, полную анонимность источника милиционеры гарантируют, то есть никто из арестованных не узнает, что помог их поймать именно я. Вдобавок за помощь мне заплатят. Но деньги в данном случае меня мало интересовали. А милиции помочь я согласился. Что в этом плохого?

– Никто не говорит, что это плохо. Наоборот – благородно. А когда вы познакомились с Корсариным? Вернее, за сколько до юбилея Самощенко?

– Незадолго. Наверное, меньше чем за неделю.

– Как это произошло? Он пришел в ваш ресторан, сел за столик? Вы что, опять подменяли официанта?

Ирония следователя обидела Фуфырина. Тот еще больше нахохлился.

– Никого я не подменял. Владислав Игоревич позвонил мне домой, предложил встретиться. Я и согласился.

Грязнов и Турецкий многозначительно переглянулись: если повар не врет, у полковника были те еще методы работы.

– И юбилей Самощенко являлся вашим первым заданием?

– Да.

– Вы можете пересказать, как оно звучало конкретно?

– Конечно. Владислав Игоревич сказал, что к ним поступила оперативная информация о готовящемся покушении на директора авиазавода «Серебряные крылья» Самощенко. Поэтому среди гостей будут находиться переодетые охранники…

– Что значит – переодетые охранники? Он так и сказал или это ваша фантазия?

– Сказал. А что тут особенного?

– Во что же они могут переодеться? Разве охранники носят форму? Неужели вас не насторожила столь странная формулировка?

– Честно говоря, я на это не обратил внимания. Дальше Владислав Игоревич сказал, что по объективным причинам много охранников на праздник нагнать невозможно. Поэтому хорошо бы, если бы и я время от времени выходил в банкетный зал и вертелся рядом с именинником. Он сказал, что покушение – это не обязательно взрыв или стрельба. В застольной суматохе человека могут попытаться отравить. Таким попыткам нужно помешать. Чем чаще я буду рядом с Самощенко, тем лучше для него. Пришлось мне самому подавать некоторые, наиболее оригинальные блюда. А когда видел, что кто-то старается ему подливать, старался сделать это сам.

Фуфырин замолчал. Молчали и сыщики, которые терялись в догадках: неужели повар настолько глуп, что Корсарину ничего не стоило обвести его вокруг пальца, подставив под удар? А может, все-таки Алексей Алексеевич намного умней и хитрей, чем кажется, и ведет с ними изощренную игру? Вдруг ему известно о гибели полковника и теперь он приписывает тому все слова, которые в действительности не были сказаны?

– Скажите, Фуфырин, про ваш отпуск, поездку в Турцию. Вы давно к этому готовились или все было сделано экспромтом?

– Владислав Игоревич посоветовал мне на время уехать. Он сказал, что ведется следствие. Московские следователи лютуют и арестовывают всех подряд при малейшем подозрении. Поэтому мне лучше уехать от греха подальше.

Час от часу не легче. Опять откровенность, граничащая с глупостью. Или же у этого Фуфырина феерические актерские способности. Ведь так говорит, стервец, что невозможно усомниться в его искренности.

– Ну а когда вы последний раз разговаривали с Корсариным?

– Вот когда он посоветовал мне уехать. Владислав Игоревич сказал, чтобы без его разрешения я ему больше не звонил.

– И вы не звонили?

– Ну раз не велено.

– Тогда, Алексей Алексеевич, придется сообщить вам трагическое известие. – Турецкий сделал паузу, после чего сказал: – За то время, что вы отсутствовали, полковник Корсарин погиб.

Повар ойкнул и сочувственно покачал головой:

– Как же это случилось?

– Автомобильная катастрофа. Ехал при сильном тумане, выехал на полосу встречного движения, где столкнулся с автобусом. Судя по всему, авария не подстроена – несчастный случай. Вот такие-то дела, Алексей Алексеевич. Теперь ваши показания уже никто не сможет подтвердить.

– Что ж я вру, по-вашему?

– Мы этого не утверждаем. Все будет проверяться.

– Что же мне теперь делать?

– Да ничего особенного. Давайте подписку о невыезде из Красносибирска и отправляйтесь домой. О невыезде – до конца следствия.

– Недолго уж, – обнадежил не столько допрашиваемого, сколько Турецкого Вячеслав Иванович.

Фуфырин заполнил и подписал бланк, после чего следователи отпустили повара. После его ухода Александр Борисович вопросительно посмотрел на Грязнова:

– Ну как?

– И смех и грех. Похоже, говорит правду.

– В том-то и беда. Теперь вообще не остается подозреваемых.

– Это ты, брат, загнул. Там в ресторане народу было битком.

– Придется шерстить остальных.

– А время?

– Время идет. Но тут уж ничего не поделаешь.

Позвонил Володя Яковлев, который в отделении милиции встречался с младшим лейтенантом Ворониным, обнаружившим тогда, в феврале, возле губернаторского дома зеленую «пятерку» со взрывчаткой.

– Я узнал у милиционеров подробности, которые те помнят, – доложил Яковлев. – Про эту машину Воронину сообщили, позвонив из дежурной части отделения.

В тот вечер дежурил лейтенант с немыслимой не то что для Сибири, а для всей России вообще фамилией – Перуанский. Он совершенно точно помнил, что ему про эту машину сказал, позвонив, Корсарин. Был у кого-то в гостях и, уезжая, обратил на нее внимание, после чего позвонил в дежурную часть, приказал проверить. Приходько об этой инсценировке полковника до гибели Фортунова совершенно ничего не знал.

Получалось, Фортунов пал жертвой корсаринской промашки. Теперь уж с погибшего какой спрос! Если и понадобилось Турецкому посмотреть образец его почерка, то только для того, чтобы удостовериться, кто составлял пресловутый «секретный план соответствующих структур». Накануне Владимир Матвеевич уверенно сказал, что показанный ему губернатором план был написан аккуратным, разборчивым почерком. Пришлось Александру Борисовичу заехать в ГУВД, где он посмотрел корсаринские бумаги. Тот писал как курица лапой.