Фридрих Незнанский - Месть в конверте

Давно отключившись от внимательного вслушивания в казуистическое словоблудие «Юрия Сергеевича», Георгий с каждой минутой все более и более утверждался в главном выводе: пронесло! Репрессивных акций не будет, все ограничится абстрактными нравоучениями и «товарищеским» порицанием. Что называется, отлегло!

Да и сам «Юрий Сергеевич», завершив лекционно-наставительную часть своей беседы, казалось, перевел дух со значительным облегчением.

А дальше пошел разговор, что называется, «за жизнь». Как Георгий представляет себе свое будущее, действительно ли он имеет склонность к педагогической деятельности или это просто случайный и не очень обдуманный выбор будущей профессии, не заинтересован ли он попробовать себя на каком-то другом, возможно, и не очень близком к педагогике поприще…

«Господи, да уж не вербует ли он меня?»

Нет, майор КГБ Андрей Васильевич Завалишин не стремился пополнить Георгием Жаворонковым легион своих стукачей и осведомителей. Их было столько, что «Юрий Сергеевич» протер не одну пару казенных и штатских штанов, изучая и анализируя бесконечное литературное творчество своих «авторов». В студенте Жаворонкове он увидел родственную душу, своего потенциального коллегу, добросовестного и исполнительного кабинетного работника всесильного Комитета. А в том, что именно в них, малоприметных рядовых сотрудниках, а вовсе не в таинственных нелегалах, блистательных супершпионах, хладнокровных и бесчувственных убийцах-ликвидаторах сосредоточено все истинное могущество и всевластность советской опричнины, «Юрий Сергеевич» был убежден свято и непоколебимо.

— Жора, наша встреча была вызвана обстоятельствами чрезвычайными. Но я рад, что она состоялась, я считаю, что наша беседа была и интересной и содержательной. Надеюсь, что и дальнейшее наше общение будет не менее продуктивным. Скажу тебе честно: мы заинтересованы в твоей судьбе, мы считаем, что у тебя есть все необходимые данные, чтобы стать настоящей полноценной личностью будущего коммунистического общества. Но уж и ты нас, пожалуйста, не разочаровывай. Чтобы больше не приходилось расследовать какие-то твои необдуманные высказывания, демонстративные выступления… Это, знаешь ли, один раз может сойти с рук, ну другой… Но в будущем весьма и весьма чревато… И, разумеется, без всяких там детских глупостей, типа цветочка в лоб генсеку и распития спиртных напитков по крышам!

А вот это уже был удар не только ниже пояса, но нечто весьма похожее на хороший нокаут! Да что же это такое? Да неужели же они действительно в своем Комитете все про всех знают?! Как? Что? Откуда?! Из воздуха, что ли?

История с цветочком Генеральному секретарю произошла где-то в сентябре — октябре восьмого класса. Любимый Никита Сергеевич внимательно и мудро взирал на подрастающее поколение с официозного портрета, укоренившегося под самым потолком над классной доской. Когда и как произошло, что во лбу Генерального появилась аккуратненькая маленькая дырочка, одному Богу известно. То ли случайная «травма» во время летнего ремонта, а может, и специально кто из работяг ткнул «верного ленинца» в лоб шилом или еще чем-то остреньким, чтобы, так сказать, излишне не зарывался… Тайна, покрытая мраком. Во всяком случае, о том, чтобы «залечить» незначительное увечье «главного коммуниста планеты», никто не позаботился. Так бы и висел себе «продырявленный» Никита Сергеевич, если бы не замечательная погода в то теплое и солнечное осеннее утро. В это утро Георгий явился в класс одним из первых. Черт его знает, какая такая шлея под хвост неудержимо подстегнула его. Вообще-то хулиганистые эскапады были ему совсем не свойственны. Возможно, как-то по-особому завораживающе подействовало на него обаяние последних деньков уходящего «бабьего лета», возможно, сработали еще какие-то подсознательные мотивы, но только он, неожиданно даже для самого себя, почему-то подтащил к доске учительский стол, выхватил из вазочки гвоздику и, вытянувшись во весь рост, воткнул ее в художественное изображение руководящего лучшей половиной человечества лба. Парни — их было в тот момент в классе всего лишь двое-трое — заржали. Ржачкой встречал новую «звезду героя» Генерального и каждый из одноклассников. Учителя на протяжении первых уроков недоумевали: с классом — вполне вроде бы благополучным — что-то сегодня произошло, но что? Наконец кто-то из них ухватил боковым зрением «алую гвоздику». И началось!..

Следствие велось по всем правилам жанра: с очными ставками, перекрестными допросами, с размахиванием «кнутом» и с приторным подслащением «пряника». Класс держался, как единый партизанский организм на пытке. Но вне зависимости от результатов «допросов» «наверху» — а самым верхним верхом в этом деле были дирекция и парторганизация школы, которые пуще смерти боялись, что происшествие получит широкую огласку и тогда уже им придется отчитываться на таком «верху», что собственных голов не сносить, — хоть и бездоказательно, но начали делать определенные выводы. Всегда и во все времена в любом школьном коллективе существовал свой шут, паяц, клоун, тот, кто своими язвительными или дурацкими репликами вызывал взрывы смеха в классе, нарушал «нормальное течение учебного процесса», раздражал всех учителей — особенно самых скучных, занудных и ненаходчивых — как самим своим присутствием, так и непредсказуемостью неожиданных выходок и выкрутасов. В классе Георгия таким вечным нарушителем спокойствия был Костик Шлыков. И если старые педагогические «зубры» еще осмеливались вступать с Костиком в острые перепалки — ну в крайнем случае «доведет до ручки» — всегда можно выгнать с урока, — то молодые учителки просто-таки уливались от Котика слезами. Именно Котяра и был избран доморощенными следователями на роль «козла отпущения», тем более что выходка с цветочком была вполне даже в его духе. Георгий мучительно переживал создавшуюся ситуацию. Котик — а он был среди тех двух-трех одноклассников, которые присутствовали при процедуре посвящения Никиты Сергеевича в ранг «рыцаря гвоздики», — его не выдает, сознательно обрекая себя на все мыслимые и немыслимые кары, вплоть до пожизненного «волчьего» билета, а он, Георгий… Выходит, что он своим молчанием вроде как бы «закладывает» товарища? Нарастающее напряжение, моральные терзания разрешились очень просто: пленум ЦК КПСС, «волюнтаристская политика», «тенденции к установлению собственного культа личности»… Пора на пенсию, бывший дорогой Никита Сергеевич! «Цветочное дело», естественно, закрылось. Дырявый портрет отправился на склад — а скорее всего, и вообще на помойку, — а на освободившемся ржавом штырьке уютно обустроился будущий главный полководец Великой Отечественной войны полковник Брежнев.