Фридрих Незнанский - Пуля для следователя

— Хочешь сказать, он знаком с материалами следствия.

— Да. То есть у него есть источник информации — в прокуратуре, милиции.

— Пожалуй, — согласился Турецкий. — Чует мое сердце, в этом Зеленодольске все хорошо повязаны друг с другом. А что касается кортика, выходит, владелец дорожит им. Нужно поинтересоваться в военкомате, сколько офицеров запаса у них связаны с флотом. И необходимо поговорить с сыном Гордиенко: при каких обстоятельствах у него украли портфель с кортиком, писал ли он заявление в милицию.

В следствии наступил такой период, который Турецкий особенно не любил и обреченно называл про себя «эрой пробуксовки» — это когда работа уже интенсивно ведется с привлечением большого количества людей, когда уже имеется скудный материал, годящийся лишь для регулярных рапортов начальству, а зримых результатов по-прежнему нет. Разумеется, их нет и на первых порах работы. Но тогда в тебя никто не бросит камень. А по прошествии некоторого времени уже хочется остановиться на одной версии, сосредоточиться на направлении главного удара. Однако до сих пор поиск ведется на ощупь, приходится лихорадочно хвататься за любую мало-мальски реальную версию, хотя наперед известно, что львиная доля подобных поползновений — ложный след. К сожалению, все это выяснится позже, не скоро, после завершения дела, теперь же нужно с усердием тянуть за любую нитку, кончик которой пусть едва заметно выглядывает из этого запутанного клубка. Главная беда состоит в том, что у следователей еще нет никаких точек пересечения. Каждый бредет своей дорогой, не видя и не слыша товарища, аукает — и не получает ответа. В Зеленодольск они ездят вразнобой, каждый в свое время, никто не согласовывает своих действий с коллегами, и если Александр Борисович хоть как-то не станет координировать их действия, неизвестно, когда закончится работа и закончится ли вообще.

Подобная ситуация часто встречалась в следствиях. Турецкому пора бы к этому привыкнуть. Ан нет — не может, по-прежнему волнуется, хотя своего беспокойства не выдает. Наоборот — успокаивает остальных, которых тоже пугает ощущение наметившейся пробуксовки.

Галине Романовой казалось, что она в своих поисках сделала находок меньше остальных следователей из их бригады. Ей предстояло выяснить, насколько продвинулся Юрий Поливанов в деле о фальшивых деньгах, которое прокурор города отобрал у него, после чего оно было приостановлено. Материалы, подготовленные Поливановым, были крайне скудны. У Галины складывалось ощущение, и Турецкий был согласен с ней, что какие-то документы из него пропали.

Речь шла о двух стодолларовых купюрах с одинаковыми номерами. В первом случае некто Овсянкин купил деньги с рук, чтобы отдать долг знакомому. Те у него пролежали без движения несколько дней, вскоре он летел в отпуск в Анталию, и в аэропорту при обмене выяснилось, что купюра поддельная. Второй пострадавший, Казовский, купил пятьсот долларов в пункте обмена валюты, потом решил открыть валютный счет в Сбербанке, где сразу обнаружилась фальшивка. Из объяснений Казовского следовало, что оператор Сбербанка, сообщив о фальшивке, объяснила, почему они оставляют эти деньги у себя. «Я подумал, что это обычный обман: деньги настоящие, а они говорят мне, что подделка, и забирают себе, — писал Казовский в своих показаниях. — Я же не могу сам проверить, у меня нет такой машинки. Поэтому я потребовал вызвать милицию и составить протокол. Это было сделано. Доллары я купил официально, в пункте обмена валюты, находящемся на улице Даргомыжского, возле ресторана „Пир горой“. Теперь я требую возместить мне ущерб».

Вряд ли Поливанов мог обойтись без показаний работников обменного пункта. Это первое, что приходит в голову. Тем не менее среди бумаг следователя таких показаний не нашлось, как, впрочем, не было показаний другого пострадавшего, Овсянкина. Правда, есть его домашний адрес, телефон. Координаты Казовского в деле тоже имеются. Созвонившись с обоими, в субботу Галина поехала в Зеленодольск.

— Я уже и думать забыл об этих деньгах.

Такими словами встретил ее словоохотливый Овсянкин. Это был худенький человек среднего возраста. Когда-то Вячеслав Петрович работал в Москве научным сотрудником, а последнее время устроился в Зеленодольске сторожем на автостоянке. Объяснил, что получает теперь больше, чем в НИИ, работает рядом с домом, не надо тратить время на дорогу, да и режим удобный — сутки дежуришь, трое отдыхаешь. Можно заниматься воспитанием маленького внука. В данный момент субъекта воспитания не было дома. Как сообщил хозяин, малыш с родителями и бабушкой поехал в гости.

— Я эти чертовы сто долларов покупал в октябре. Что нового тут можно добавить?!

— К сожалению, следователя, который вел это дело, недавно убили. Вы слышали об этом?

— Весь город гудит. Потом ведь его отец тоже погиб.

— Да. У Юрия Поливанова не оказалось некоторых важных бумаг, которые, по логике вещей, должны иметься в деле. Причина их отсутствия будет выясняться. Поэтому, не обессудьте, кое-что придется вам повторить.

— Бога ради.

— Это не допрос, протокола я не веду. Буду делать для себя необходимые записи. Вячеслав Петрович, скажите, пожалуйста, где и почему вы купили ту фальшивую стодолларовую купюру?

— Ну почему купил… — Овсянкин развел руки в стороны, словно удивляясь, как это следователь не понимает таких очевидных истин. — Задолжал приятелю, а он в отпуск собирался. Я, можно сказать, в спешке вынужден был поменять рубли. Дотянул до последнего момента, виноват, но это уже другая история. Подошел к обменному пункту на улице Даргомыжского, а дверь на замке.

— Там висело объявление?

— Да, было написано что-то типа «закрыт по техническим причинам». Я хотел выяснить, когда откроют. Стучу — никто не откликается. Подождал немного и решил уходить, поискать другой пункт.

— Их много в Зеленодольске?

— Не на каждом шагу, как в Москве. Есть, но маловато. В это время к пункту подошел какой-то молодой мужчина. Увидел, что закрыто, и в сердцах выругался. Мне, говорит, рубли нужны, расплатиться в магазине. Где тут еще поменять можно? Я сказал, что точно не знаю. Он спрашивает: вы тоже хотите доллары на рубли менять? Нет, отвечаю, наоборот: мне нужно купить сто баксов. Он обрадовался: я как раз хочу продать сто. Может, мы не будем ждать эту тетерю, а вы просто купите у меня. Там доска с курсом висела. По правилам, я должен был заплатить ему две восемьсот. Но он взял с меня на стольник меньше, две семьсот. Вы, говорит, меня выручили, поэтому вам полагается скидка. Кассирша уже чек выбила, да у меня денег не хватило. Пока не заплачу, она работать не сможет. Мне неудобно. И убежал. Все! — с артистическим пафосом закончил свой рассказ Овсянкин.