Фридрих Незнанский - Пробить камень

Когда Турецкий уже садился в машину, припаркованную у общежития, у него зазвонил мобильный.

— Александр Борисович, надо поговорить.

— А это кто?

— Казаков.

Теперь Турецкий узнал голос продюсера, прозвучавший с некоторой досадой. Ага, значит, тщеславия не чужды не только режиссеры.

— Ну, говорите, я слушаю.

— Не по телефону.

— Тогда приезжайте завтра на Большую Дмитровку.

— А что у нас на Дмитровке?

— Генпрокуратура.

— Еще хуже. Не хочу, чтобы меня у вас видели.

— Так где же тогда? — стал терять терпение Турецкий. — На «Мосфильме», что ли? Или у вас, на Кутузовском?

— Давайте во ВГИКе. Прямо сейчас. У меня занятия с заочниками, скоро закончатся. Подъезжайте. — И Казаков дал отбой.

Однако наглец, подумал Турецкий. Но ничего не поделаешь, информация была нужна, и пришлось ехать, тем более не смертельно — совсем недалеко.

Через полчаса с небольшим Турецкий подкараулил Казакова во вгиковском коридоре. Продюсер поздоровался и сказал без обиняков:

— Я был не прав. У Плотникова есть мотив. Я подумал, что это, не исключено, важно и срочно.

— В прошлый раз вы решительно отвергли эту идею.

— А теперь кое-что случайно узнал.

— Ну-ка, ну-ка? — заинтересовался Турецкий.

— Мэдисон перешел ему дорогу. Совсем недавно.

— Конкретней.

— Конкретней не могу. Поверьте на слово.

— Я — юрист, — напомнил Турецкий. — Я не могу верить на слово.

— А я — продюсер. Я вообще не обязан говорить правду. И обязан хранить профессиональные отношения в тайне. В этом суть моей профессии. Постарайтесь дальше разузнать все сами.

— Ладно, спасибо и на том. Хм… Что же это может быть? Не женщину же он у него отбил?… Работу, что ли, не поделили?

— Как вы догадались?! — оторопел Казаков.

— А что остается? Оба на своем кино повернуты. Ну ладно, сказали «а», говорите и «б». В чем тут дело?

— Это между нами? — обреченно вздохнул Казаков.

— Свои источники не выдаю, — сухо ответил Турецкий.

— У Плотникова на американца зуб. Плотников должен был снимать фильм в Японии. Дело было на мази, контракт подписан. И тут Мэдисон прислал япошкам свой сценарий, который им так понравился, что они Плотникова бортанули.

— И что, это большой секрет?

— Чтобы соблюсти лицо, Плотников преподнес это дело так, будто отказался сам. Поймите меня правильно, Александр Борисович, я сотрудничаю с ними обоими.

— Саша, знаешь, ты бредил, — сказала утром Ирина с явной тревогой.

— Что? — удивился Турецкий.

— Ты постоянно говорил во сне. Такого раньше не было… Я записала.

— Серьезно?!

Она молча протянула ему лист бумаги. Турецкий

прочитал:

«Переменное фокусным расстоянием. Панорамирование. Прерывистый монтаж. Синхронизация. Фокусировка… Дубляж… Инерция зрительного восприятия».

Турецкий расхохотался:

— Ирка, ради бога, оставь в покое мои сны!

Он глотнул кофе, принял душ и уселся завтра

кать.

Зазвонил телефон.

— Ты спишь там, что ли?! — раздался разгневанный голос Меркулова.

— Я работаю, — сказал Турецкий, просматривая «Спорт-экспресс».

— Твое место работы — в Генеральной прокуратуре!

— Костя, ты чего такой злой? Когда это тебя волновало, за каким столом я над бумажками сижу?

— Получено требование о выкупе.

— А кем получено?

— Тобой.

— Как это?! — изумился Турецкий.

— Вот так! И мной тоже. Заглянул в почтовый ящик, а там — такой сюрприз. А в строке «копия» твой адрес указан. Нам обоим послали сегодня ночью.

— Откуда они знают про меня? — механически спросил Турецкий.

— Сам подумай, голова садовая, с каким количеством людей ты успел переговорить за эти несколько дней! Похитители среди них.

— Так они что же, хотят, чтобы прокуратура платила?! Наивные люди.

— Они хотят, чтобы мы сообщили заинтересованным лицам — американцам и нашим.

— Разумно… Информация от нас будет выглядеть серьезно… И сколько требуют?

— Сто тысяч.

— Так мало? — удивился Турецкий. — А куда прислать?

— Открой почтовый ящик и прочитай сам!

Турецкий так и сделал.

Культурное достояние человечества — Стивен Дж. Мэдисон — находится в полной безопасности, но в столь же полной изоляции и бездействии, пока за него не будет выплачен выкуп в 90 000 долларов. Деньги следует положить в контейнер на крыше дома № 6 по улице Сергея Эйзенштейна завтра в 8 часов утра. Если выкуп заплачен не будет, Мэдисон не снимет больше ни одного кадра.

Меркулов снова позвонил.

— Ты прочитал наконец?

— Да.

— Как тебе это любовное послание? И как последняя фраза? Что это значит, а? Его убьют?

— Необязательно. Может, выколют глаза. А ты хочешь проверить?

— Не болтай. Скажи лучше, что думаешь насчет этого места — крыша дома, контейнер?

— Да ничего не думаю. Обследуем все, посадим спецназ и сцапаем гадов. Сами же нам задачу упрощают. Туда и деньги-то класть не обязательно.

— Хм, хм… — сказал Меркулов.

— Что такое?

— Я, видишь ли, сообщил уже в Министерство культуры и американской стороне. И если наши, как водится, в полном ступоре, то американцы… точнее, один американец настаивает на том, чтобы заплатить.

— Что за американец? — поинтересовался Турецкий.

— Продюсер Мэдисона. Он боится потерять своего драгоценного режиссера. У него с ним заключен контракт на три картины впрок, и он ему нужен позарез.

— Ну и черт с ним, пусть дает деньги, и пусть они их забирают! Проследим и возьмем вместе с Мэдисоном.

— Так и сделаем, — решил Меркулов. — А для верности «маячок» прицепим. Кстати, Саша, что у тебя нового?

— Да так, ничего особенного. Выяснил вот, что один из сотрудников Мэдисона сидел за ограбление банка.

— Ничего себе! Киношник?!

— Ну да.

— Кто же это?

— Каскадер.

— Что же ты молчал?! Давно узнал?

— Только что, когда почту просматривал.

— Планируешь какие-то мероприятия в отношении его?

— Сначала соберу информацию поподробней.

— И где же ты ее будешь собирать?

— О, — хохотнул Турецкий, — теперь у меня знакомых киношников навалом!

На скамейке возле ворот детского дома дремал пожилой охранник в очках, скрепленных на переносице скотчем. В будке у него звонил телефон, но охранник не реагировал — только поправил во сне съехавшие очки.

Раздался автомобильный гудок. Один. Другой. Третий.

Охранник наконец проснулся, помотал головой и заковылял к воротам. За воротами стояла черная «Волга» с проблесковыми маячками. Перед ней, у ворот, курил молодой мужчина в костюме и белой рубашке, но без галстука.

— Ну и чего надо? — спросил охранник.

Мужчина молча показал ему удостоверение.