Фридрих Незнанский - Свой против своих

Сказав это, Вячеслав Иванович нажал кнопку звонка восьмой квартиры. Никакой реакции не последовало. Он позвонил еще раз и закричал:

— Загорских, откройте! Мы видели, что у вас зажегся свет. Знаем, что вы дома, вы окружены, и сопротивление бесполезно! Не усугубляйте свое положение.

Одна за другой приоткрывались двери соседних квартир, жильцы следили за милицейской операцией. Стоя на площадке четвертого этажа, с интересом поглядывал Вадик Кудрявый. Внизу появилась группа подростков. Видимо, кто-то из друзей сообщил им, какое событие происходит в их подъезде. Чтобы не превращать действия милиции в шоу, Турецкий приказал собровцам взломать двери восьмой квартиры.

…Загорских с испуганным видом сидел в дальней комнате. Он не оказал ни малейшего сопротивления.

Если бы Турецкий не был уверен в том, что один из братьев сейчас находится на своем рабочем месте в банке, то решил бы, что перед ним Василий — такое поразительное сходство. Однако стоило Ерофею раскрыть рот, как разница почувствовалась. Финансист уже пообтерся в Москве, на нем появился городской лоск, а этот деревня деревней. И на вопросы-то по-человечески ответить не может, бубнит как из бочки.

Задержанный дал им свой паспорт. Загорских Ерофей Тимофеевич, прописан в деревне Локотковке Нижнеудинского района Иркутской области.

— Чем вы занимались в Москве?

— Работал. Охранником. В банке.

— Кого охраняли?

— Людмилу Витальевну, председателя правления.

— Как ее фамилия?

— Скворцовская.

— Кто вас с ней познакомил?

— Василий.

— Какой Василий?

— Брательник.

В таком духе происходил этот допрос. Каждое слово из Ерофея следователям приходилось тянуть клещами. С грехом пополам выудили, что полгода назад Василий пригласил деревенского брата в Москву и поселил в однокомнатной квартире. Познакомил его со своей начальницей, очень красивой женщиной Людмилой Витальевной, велел ему слушаться эту Людмилу словно мать родную. Поэтому он и выполнял все ее указания. Ей очень нравилось смотреть, как тот стреляет. У нее есть домик в деревне, во Владимирской области. Они иногда ездили туда, и там Ерофей, подальше от городского многолюдья, демонстрировал ей свое уникальное мастерство. Стрелять он научился еще в детстве, когда ходил с отцом и другими мужиками на охоту в тайгу. Постепенно он стал в деревне лучшим охотником. «С одного раза могу убить хоть кого: хоть зверя, хоть человека».

В июне у Ерофея был день рождения. Людмила Витальевна подарила ему пистолет — «макарыч» с глушителем. Сказала, что он зарегистрирован на ее имя и велела хранить как зеницу ока. Раньше Ерофей стрелял только из охотничьего ружья. Подарок он освоил в два счета и уже через несколько дней сообщил Скворцовской, что из пистолета никогда не промахнется. Ради брата, ради Людмилы застрелит любого, если они вдруг пожелают.

— Кого же они пожелали застрелить?

— Сперва Тамару Афанасьевну Преснякову и ее охранника. Потом какого-то их знакомого, который живет возле Донских бань. А вечером того же дня женщину. Она жила в Теплом Стане.

В общем и целом, сведения сибирских милиционеров, полученные ими у односельчан Ерофея Загорских, о том что этот человек с большой придурью, подтверждались. Вел он себя совершенно непонятно, сдался без малейшего сопротивления, на вопросы отвечал с глуповатой улыбкой. Когда следователи поинтересовались его оружием, взял лежавшую в коридоре на ящике для обуви полотняную сумочку с веселеньким узором и достал оттуда пистолет с глушителем. Это была самодельная работа — без заводских номеров. Разумеется, он нигде не был зарегистрирован. О регистрации на свое имя Скворцовская сказала глупому киллеру, чтобы успокоить его. Интересно, у кого купила пистолет Людмила Витальевна. Таких подробностей Загорских не знал.

— На сегодня достаточно, — решительно произнес Турецкий. — Детальные показания относительно убийства ваших четырех жертв расскажете завтра.

— Ну что скажешь? — спросил Александр Борисович генерала, когда собровцы увели Загорских.

— Домик в деревне, — коротко ответил тот.

Выйдя из дома, Турецкий и Грязнов не обратили внимания на стоявший среди других машин черный «ситроен» с выключенными огнями, не заметили, что в нем сидели четыре человека. Это были Костя-Капитал и его соратники. Они подъехали сюда недавно, как раз в тот момент, когда из нужного им подъезда милиционеры вывели какого-то мужчину и посадили в «уазик». Даже не успев разглядеть арестованного, преследователи Загорских прекрасно поняли, что они опоздали. Денежки уплыли из-под носа.

Получив разрешение на обыск деревенского дома Скворцовской, Вячеслав Иванович зашел к Турецкому и сказал, что тоже поедет.

— Ты говоришь об этом таким тоном, словно собрался совершить подвиг, — улыбнулся Александр Борисович.

— А по-твоему, это не так?! — взвился генерал. — Проехать триста с лишним километров в один конец. Подвиг и есть. О том, что в этот же день придется ехать обратно, даже подумать боязно.

На самом деле все оказалось не так уж и страшно. Муровская «Волга» выехала из Москвы рано, около восьми утра. В это время все устремляются в столицу, на левой стороне дороги бесконечная пробка из грузовиков и легковушек, метр-два проедут и останавливаются. Из города же машин мало. Главное — миновать ужасную Балашиху с ее астрономическим количеством светофоров, подозрительно редко зажигающих зеленый. Зато потом, вырвавшись из нее, уже мчишься с ветерком практически без остановок, только если самим понадобится, например, перекусить. Поэтому через четыре часа милиционеры уже въезжали на деревенскую улицу и затормозили напротив дома номер семь — цели их путешествия.

Откуда ни возьмись на безлюдную улицу вдруг высыпало много народу, в основном старики и дети. Машина московская, с милицейскими, синими, номерами. Такое не каждый день увидишь.

Из своего дома прибежал запыхавшийся участковый, которому московские коллеги загодя сообщили о приезде.

У Скворцовской был симпатичный, обшитый вагонкой дом с застекленной верандой. Сзади к нему был пристроен деревянный гараж, он же сарай. Туда и машина помещалась, и складывалась всякая рухлядь.

— Будем ломать замок? — полувопросительно сказал Грязнов.

— Почему — ломать? — откликнулся участковый. — У Гаврюшина ключи есть.

— Есть, — подтвердил стоявший тут же старичок с палочкой. Несмотря на теплую погоду, он был одет в ватник, на голову нахлобучена зимняя шапка. Звали его Василий Иванович.

— Это хозяйка оставила вам ключ?

— Она самая. А кто же еще?

— Зачем?

— Ну мало ли. Она же не знает, когда приедет. О прошлом годе осенью позвонила, сказала, что до весны ее здесь не будет. Просила перенести к себе то, что могут стащить. Электроплиту, холодильник, телевизор, — перечислял двойной тезка Чапаева. — А вот антенну телевизионную — ту стащили. Не углядел я.