Фридрих Незнанский - Финиш для чемпионов

Вадим Глазков ступал по ее расчерченным дорожкам не торопясь. Во-первых, он по жизни привык никуда не спешить, а во-вторых, времени до начала работы у него еще было предостаточно: накануне он предупредил, что плохо себя чувствует, повышенное давление, туда-сюда, а потому с утра задержится на часок. На самом деле просто хотелось отоспаться. Если не слишком часто, то такие трюки, в общем, сходили с рук.

Поднявшись по короткой лестнице на второй этаж лабораторного корпуса, Вадим понял, что времени у него действительно предостаточно. И вообще, кажется, он мог сегодня не вставать с постели. Настя, Лорина и Ревекка Израилевна, короче, все его коллеги выстроились в коридоре вдоль стеночки с одним и тем же смутным выражением на озабоченных лицах. Дверь, украшенная полотном с алкоголиком в рюмке, была открыта и, судя по звукам, в лаборатории кто-то орудовал. Неаккуратно, грубо орудовал. Этот кто-то явно не заканчивал медицинского училища и не готовился работать фельдшером-лаборантом. Как-то без должного почтения он обращался со стеклянным оборудованием.

— А, новенький подошел! — крикнула, высунувшись из-за двери, слегка растрепанная голова. Голова, насколько удалось разглядеть, принадлежала мужчине, одетому в рубашку с этническим рисунком, с глубоким разрезом на волосатой груди. И никакого белого халата — крушение устоев! — Подождите, девочки и мальчики, сейчас мы вами займемся и быстренько отпустим. Ничего страшного! Расскажете нам, как вы тут работали, какие вам давали задания, какие к вам приходили люди и чем тут занимались. Лады?

Лорина, Ревекка Израилевна и Настя потупили глаза. То же самое сделал Вадим, заняв место по соседству с Лориной. Персонал обычной лаборатории в подобной ситуации трепался бы без умолку, делясь друг с другом разными версиями происшедшего и строя предположения, что дальше может произойти. Но Карполус не зря старался, подобрав особенных людей: необычность того, что вдруг случилось и чего никто не мог ожидать, сделала их совсем уж молчаливыми и замкнутыми.

— Давно они здесь… стараются? — нарушил заговор молчания Вадим и смущенно скуксился: показалось, что никто ему не ответит.

Ответила, против ожидания, Ревекка Израилевна:

— Раньше нас пришли. Получили ключи на вахте.

Дальше расспрашивать Вадим не решился. И так ясно, что нужно обладать серьезными удостоверениями — более серьезными, чем у того частного детектива, который их недавно навещал, — для того чтобы проникнуть в пределы тюремного забора и получить ключи от их отдельной лаборатории.

— Карполуса арестовали? — зловещим шепотом, как преступник из романа средней руки, спросил Вадим. Он нисколько не хотел придавать романный налет действительности с помощью этого почти неприлично зловещего шепота, но что поделаешь, так уж получилось.

Никто не ответил. Сотрудники женского пола окончательно погрузились в молчание.

«Аутисты какие-то, — в приступе непонятного раздражения подумал Вадим. — Сборище оголтелых аутистов».

А ведь было времечко, совсем как будто бы недавно, и молчаливость девчонок, как он их про себя называл, его не раздражала. Наоборот, еще радовался, что у них все не так, как в других лабораториях, где бессмысленные бабские «ля-ля» целый день, то о мужиках, то о детях, то о тряпках, то о магазинах, то о еде, и в придачу радио, почти круглосуточно орущее плохие новости и изрыгающее музыкальную белиберду, в то время как подопечные Карполуса так отлично сработались… Да ничуть не сработались! Сейчас, как никогда раньше, это видно. Не сработались, не подружились, остались такими, как были, каждый сам по себе и каждый за себя. В условиях тихой повседневной деятельности оно, может быть, и неплохо, а в острой ситуации — нет. Когда происходит нечто, чего не должно происходить, к чему никто никого не предуготовлял, хочется чувствовать дружескую поддержку. Надежное, так сказать, плечо.

«А ты? — ни с того ни с сего спросил себя Вадим. — Ты мужчина. Разве не ты должен подставить этим растерянным женщинам свое надежное плечо?»

Постановка вопроса была весьма необычной: раньше Вадим полностью исключал себя из круга тех, кто должен подставлять плечи, удовлетворяясь тем, что его жизненные принципы не предполагают этих общепринятых глупостей. Искоса, неловко, он последовательно смерил взглядами с головы до пят и Настю, и Ревекку Израилевну, и Лорину. Подставлять им плечо и оказывать помощь не хотелось. Под конец он сам на себя рассердился: чего это он на них, как дурак, уставился? Раньше, что ли, никогда не видал?

«Я тоже аутист, — сознался себе Глазков. — Причем сознательный, намеренный и непреклонный. За то и был выбран. Теперь придется искать новую работу, и вряд ли на ней потребуются люди, обладающие таким характером, как я. Может быть, наоборот, на новой работе будут больше любить общительных. Тогда придется стать общительным, активным, предприимчивым. Вот чума!»

Что работу придется искать новую — это Вадим почувствовал сразу же, как только увидел выстроившихся у стены лаборанток. Почувствовал не сердцем, не головой даже, а, как бы повежливее выразиться, частью тела, противоположной голове. Именно эта часть тела обычно расплачивается за все неурядицы, а потому обладает таинственным даром их предвещать.

Карполуса и Шварца все-таки не арестовали. У них оказались влиятельные защитники в посольствах Греции и Германии, так что этих субъектов просто выслали из России. Но показания по поводу своей деятельности дать им все-таки пришлось. Это косвенным путем вывел Вадим из вопросов, которые ему задавали. И сразу, в лаборатории, и после. В показаниях он не путался, ничего подозрительного у него не нашли, а потому всех рядовых тружеников реактива и пробирки оставили в покое.

Так свершился закат лаборатории «Дельта». Печальный? Это как посмотреть…

Нельзя сказать, что фельдшер-лаборант Вадим Глазков вышел из этой истории усовершенствованным и преображенным или что он задумал полностью изменить себя. Это — нет: под влиянием таких внешних, случайных, экстремальных обстоятельств люди не меняются. Однако в одном пункте он свою философию подкорректировал: если сидишь на берегу реки и глядишь на воду, не хватайся за проплывающий мимо предмет прежде, чем не удостоверишься, что он именно таков, каким кажется. По реке может проплывать бревно, пригодное для постройки дома, а может — крокодил, притворившийся бревном. Еще неизвестно, кто кого схватит…

Теплое детское дыхание, доносившееся из Димкиной кроватки, словно бы делало комнату еще уютней. До такой степени не нарушать безмолвия умеют только пригревшиеся домашние животные. И спящие дети в возрасте до года. Аня, по своему обычному материнскому беспокойству, собиралась подойти к кроватке, посмотреть, как там Димочка, поправить одеяльце, но решила не трогать сынишку. Чтобы удостовериться, что все в порядке, ей было достаточно этой насыщенной здоровым младенческим сном тишины.