Фридрих Незнанский - Заложник

— Вам тоже, Семен Захарович? — Александр обернулся к Рывкину.

— Мы все — одна команда, — неохотно пробурчал тот.

— Приятно слышать, господа. Но тогда, может быть, и остальным, кто находится сейчас в этом зале, будет тоже интересно знать о результатах расследования уголовного преступления? Или здесь не все соратники?

— Не все, — буркнул Рывкин. — Но мы можем перейти в любой из кабинетов.

— Если желаете, пожалуйста, я полагаю, что дамы на нас не обидятся?

— Не обидятся, — довольно резко за всех сразу дам сказала Валерия. — Только постарайтесь соблюсти хотя бы элементарное приличие. Вы не на службе, и здесь не мужской междусобойчик.

«Молодец, хорошо врезала!» — Турецкий, поднимаясь, чуть подмигнул ей, но она очень постаралась «не заметить». Что, в свою очередь, заметил Александр Борисович. «Ну, Ирка, держись!» — взглядом посоветовал он жене, уходя вслед за Семой.

Кабинет, куда они вошли вшестером, оказался курительной комнатой. Мягкие кожаные диваны, кресла, низкие торшеры, полумрак, большие сверкающие пепельницы, множество сигаретных пачек на столиках — на выбор.

Но Турецкий достал из кармана собственный «Честерфилд» и закурил…

Мужчины расселись. Уставились на него в ожидании.

— Господа, объясните мне, пожалуйста, причину столь пристального вашего интереса к этому делу? Помимо чисто морального.

Они переглянулись и как бы предоставили слово Рывкину. Тот глухо откашлялся.

— Я сожалею, что не был в тот день, когда Игорь Валентинович представлял вас, Александр Борисович, моим товарищам и коллегам там, у нас дома.

— Почему сожалеете?

Рывкин немного нахмурился, видно, не привык, чтоб его перебивали. Ничего, потерпит.

— Вам тогда, как мне известно, было сделано хорошее предложение… Потому что Игорь Валентинович считает, что вы, как говорится, наш человек. — Сема, вероятно, полагал, что та гримаса, которую он изобразил, является на самом деле доверительной улыбкой. — И если это так, если он не ошибается или не выдает желаемое за действительное… Вы поймите, мы здесь все действительно свои люди…

— Узок круг революционеров? — с вежливой улыбкой подсказал Турецкий.

— Вот именно. — Сема снова сделал гримасу. — То мы бы хотели такой же искренности и с вашей стороны. Тем более что работать придется вместе… А доверие в нашем деле… Ну, что я вам объясняю, верно?

— Абсолютно верно. Только я пока одного не понял: я что, разве уже принят на работу? Может, и зарплата уже перечисляется на мой расчетный счет? Игорь, ты что, неправильно меня информировал? Странно… Да, господа, я получил весьма лестное, не скрою, предложение с его стороны. — Турецкий кивнул на Залесского, блестящая лысина которого все глубже тонула в кресле. — Но не более. И согласия я своего никому не давал. Так, может, это вы что-то неправильно поняли? Пусть тогда Игорь вам объяснит. Но это все — сущие, извините, пустяки. О деле давайте, господа. Что вас волнует?

— Вы сегодня сказали там… — махнул Сема рукой в сторону, — что скоро поймаете преступника, так?

— Не совсем. Не поймаю, а назову. Согласитесь, это большая разница. Ловить должны те, кому это положено. Извините, тут у нас, у юристов, имеется профессиональная этика. Каждый должен заниматься своим конкретным делом. И, кстати, следователь не ловит, а задерживает. Если на то имеется соответствующая санкция. Вы меня извините за некоторый ликбез, что ли. В Уголовном кодексе Российской Федерации, поправки к которому вступили в силу в феврале нынешнего года, сказано следующее. Цитирую вам статью двадцатую: «Лица, достигшие ко времени совершения преступления четырнадцатилетнего возраста, подлежат уголовной ответственности за убийство, статья сто пятая… изнасилование, статья сто тридцать первая…» И так далее, от хулиганства до терроризма. Сказанное мной сегодня можно толковать исключительно однозначно. То есть у меня имеются серьезные подозрения, которые, надеюсь, в самое ближайшее время дадут мне основания для предъявления обвинения истинному убийце. Если таковой совершил преступление в одиночестве, а не вдвоем, скажем, с подельником. А статью я вам процитировал для того, чтобы вы просто знали, с какого возраста в нашей стране разрешается уголовное преследование. Вот и все. А остальное, господа, уж извините, является тайной следствия. Никто не станет бросать обвинений зря. Это ведь тоже преступление.

— Но ведь, насколько нам всем известно, следствие официально поручено советнику юстиции Загоруйко? Или мы что-то путаем? — спросил Рывкин.

— Нет, не путаете.

— Тогда какова ваша роль?

— Ах, вот вы о чем! Дело в том, господа, что некоторые следственные мероприятия Ивана Ивановича Загоруйко показались мне… как бы вам поточнее сказать? Неправомерными, мягко выражаясь. Действуя таким же образом и дальше, он не добьется никаких положительных результатов. А после полного провала в судебном заседании, что уже сейчас фактически можно предсказать, поставит под большой вопрос собственную судьбу. Мне это подсказывает мой опыт, господа.

— Простите, Александр Борисович, — обратился к нему один из пожилых мужчин с седой копной волос, которому он не был представлен, — а есть ли необходимость… в предсказаниях?

Турецкий вопросительно взглянул на Игоря, который поднял голову и посмотрел на седовласого.

— Я вас не знакомил, кажется?.. Сергей Сергеевич Пушков, — сказал он.

— А-а! — с пониманием протянул Турецкий. — «Энерготехимпортбанк»! Ну как же, как же! — И уже другим тоном, с легкой иронией, продолжил: — Я ведь вам уже намекнул по поводу профессиональной этики, господа. Мы стараемся коллег не топить. Если они ошибаются иной раз не по злому, как говорится, умыслу. А кроме того, Игорь Валентинович, не особо надеясь, что указанный следователь способен распутать преступление, но зато сам готов заплутать меж трех сосен, официально поручил одному частному сыскному агентству, которому и аз грешный нередко оказываю профессиональную помощь, взять на себя этот неблагодарный труд.

Все дружно уставились на Игоря. А тот, повозившись всем телом, еще глубже устроился в своем кресле. Словно медведь в берлоге.

«Надо выручать», — сказал себе Александр Борисович.

— Господа, он принял такое решение лишь после того, как обнаружились явные улики, оставленные преступником. Или преступниками. И это очень веские улики.

— Странно, — непонятно о чем конкретно сказал Пушков. — А я слышал, что арестованный преступник уже сознался.

— Да-а?! — немедленно изумился Турецкий. — Тот деревенский парень дал признательные показания?!

Изумление было настолько естественным, что показалось, будто присутствующие даже как-то облегченно вздохнули.