Фридрих Незнанский - Ночной снайпер

— Тамарочка! — томно позвала Елена. — Почему так долго? Где вы с Петром Авдеичем пропадали?

— Мы с ним поспорили, я сказала, что ты именно это спросишь, — огрызнулась Тамара. — И я выиграла. Вот спроси у него… Так что за вами должок, Петр Авдеевич.

Он не ответил. Молча сел на свое место, задумался, потом обвел всех взглядом.

— У всех налито? — спросил он. И встал. Подождал, пока наполнятся рюмки. — Предлагаю выпить за хозяйку, за всеми нами любимую Тамарочку… Все мы знали, как они с Сережей любили друг друга, и можем себе представить, как будет ей нелегко без любимого мужа, и она всегда будет его помнить… Но жизнь продолжается, так давайте пожелаем ей новой любви и семейного счастья!

— Можно по этому поводу чокнуться? — протянула к нему наполненную рюмку Елена, не обращая внимания на ненавистный взгляд Тамары. — Хороший тост! Все-таки она теперь у нас прекрасная вдова, мужики, поди, уже слюни пускают.

— А тебе и чокаться не надо! — громко сказала «прекрасная вдова», со стуком поставив фужер на место.

Все замерли, но здесь проснулась мать Сергея Артемова, осовело оглядевшая присутствующих.

— А… Что? Сереженька приехал?

Петр Авдеевич сел в свой джип на заднее сиденье, включил сотовый.

— Николай Григорьевич, это я, дорогой, мы можем сейчас переговорить с глазу на глаз?

— Прямо сейчас? — спросил Николай Григорьевич. — А что, разве поминки уже закончились? И что за срочность? Вам же в прокуратуру, если не ошибаюсь. К семнадцати часам?

— Ты, Коленька, и это знаешь… — вздохнул Петр. — Да, ты никогда не ошибаешься, я сейчас еду на Большую Дмитровку к следователю Турецкому Александру Борисовичу. Слыхал про такого?

— Кто ж его не знает? Мужик тертый.

— Вот именно. Но он пока подождет… У меня еще полчаса времени… Надо бы поговорить, Коленька, как ты считаешь?

— Давайте без фамильярностей… — сказал Николай Григорьевич, которого Петр Авдеевич снова назвал Коленькой. — Я же не зову вас Петенькой. Наш дом на Сретенке помните?

— Ну еще бы, встречались там как-то…

— Но только не со мной, — уточнил собеседник, не позволяющий называть себя Коленькой.

— Не с тобой, — согласился Петр Авдеевич. — С твоей подчиненной женского пола. А номер квартирки не напомнишь?

— Все та же, семьдесят вторая, — сказал Николай Григорьевич. — Что-то с памятью вашей стало… А что, разве вы с Олечкой плохо провели время? все забыли?

— Да нет, как такое забудешь… Ты туда скоро подъедешь?

— А я уже там, — сказал Николай Григорьевич. И отключил связь.

— Кирилл, разворачивай, на Сретенку едем, — сказал Петр Авдеевич водителю.

— Вы же в Генпрокуратуру собирались? — посмотрел на него через зеркальце заднего обзора водитель. — Там опаздывающих не любят, сами говорили.

— Подождут, — кивнул Петр Авдеевич. — Мы сейчас поедем в одну контору, которая поважнее твоей прокуратуры.

— Молчу, — сказал Кирилл. — В контору, значит, в контору… Это куда сами прокуроры боятся опаздывать?

— Вот-вот, вроде того, соображаешь, — похвалил Петр Авдеевич.

На Сретенке они остановились возле дома сталинской постройки, Кирилл вышел первым, осмотрелся, вошел в нужный подъезд, снова вышел, махнул рукой хозяину: все чисто. И сопроводил его до лифта, после чего вернулся в машину.

Обитая искусственной кожей металлическая дверь в квартиру с тусклым номером 72 была приоткрыта. Из глубины доносились неразличимые голоса, похоже, там работал телевизор.

— Можно? — осторожно спросил Петр Авдеевич, стукнув пальцем по стояку.

— Входите, открыто! — отозвался мужской голос. — Раздевайтесь и закройте дверь на засов.

Петр Авдеевич прошел переднюю, на ходу взглянув на себя в зеркальце, потом огляделся. С тех пор, как он здесь побывал около года назад, ничего не изменилось.

Он подошел к двери в комнату, откуда доносились телевизионные голоса, заполненную непонятной аппаратурой с мониторами, по которым ползли заставки, и замер на пороге.

На черном плоском экране огромного телевизора он увидел себя и Тамару, разговаривающих пятнадцать минут назад. Тот, кто только недавно потребовал, чтобы его называли по имени-отчеству, сидел в кресле с высокой спинкой, так что над ней был виден только его светлый ежик.

— Да вы садитесь, — сказал ежик. — Вместе послушаем.

— "…Кстати, могу я взглянуть на ту расписку? И пусть адвокат посмотрит со мной вместе, а то я в этих делах не понимаю…

— У тебя есть адвокат?

— Пока нет, но придется найти… Вдруг вы меня обманываете?

— Ладно. Тут такие дела разворачиваются… Адвокат так адвокат. Что еще?

— И как это все будет выглядеть, Петр Авдеевич? Я должна здесь сидеть одна и ждать клиентов, которых вы ко мне направите?

— Ну почему одна, почему так говоришь? Я буду тебя навещать, если будешь свободна…»

Экран погас. Кольчугин осторожно присел на ближайший стул.

— Все бы ничего, но вы явно поспешили насчет ваших будущих посещений прекрасной вдовы, — сказал Николай Григорьевич, сухощавый, лет тридцати четырех, с характерным прищуром, повернувшись к гостю вместе с креслом. В его руках был пульт видеомагнитофона. — Это всегда успеется, — продолжал он. — А насчет адвоката вы правильно сделали, что согласились на его участие. Осталось его подобрать или хорошо подготовить. Чтобы подтвердил все, что вы ей наговорили.

— А как… — приоткрыл рот Петр Авдеевич.

— Это уже мои трудности, — перебил Николай Григорьевич.

И снова включил видеомагнитофон. На этот раз камера показала, как они сидели и поминали покойного Сергея Артемова в гостиной.

— Может, достаточно? — нервно спросил народный избранник, вытерев пот со лба. — Не очень-то приятно видеть свою пьяную рожу со стороны.

— Я вас понимаю… — кивнул Николай Григорьевич. — К этому трудно привыкнуть. Но вполне возможно, по себе знаю, если очень захотеть.

И снова выключил видеомагнитофон и телевизор.

— Вот не знал, Николай Григорьевич, что вы за мной наблюдаете… — почтительно вздохнул Петр Авдеевич.

— Для вашей же пользы, — кивнул тот. — Можете и дальше обращаться со мной на «ты». Вы не обижаетесь, когда я требую, чтобы вы звали меня Николаем Григорьевичем? В сыновья вам я, конечно, не гожусь, разве что в племянники. А наблюдаем мы за вами везде, но только не в этом доме. И в вашей квартире ничего этого нет. Пока нет. Можете поверить мне на слово.

— Почему же раньше не сказали? — спросил Петр Авдеевич, постепенно приходя в себя.

— А зачем? — пожал плечами Николай Григорьевич. — Вы бы скованно себя вели… Говорили бы невпопад и разные глупости. И делали бы их еще больше.

— У вас есть на меня нечто вроде… досье? — спросил Петр Авдеевич, снова покрываясь потом, представив себе подобную перспективу.