Александр МакКолл Смит - Талантливый господин Варг

– Это ведь ваш «Порше» там, на стоянке? – спросил он.

Петер кивнул.

– Да. А почему вы спрашиваете?

– Хорошая машина, – довольно ответил Ульф.

«Конечно, это твоя машина, – подумал он. – Ну естественно».

После отъезда Олафа атмосфера в комнате стала другой, и остаток сессии прошел достаточно гладко. Когда очередь дошла до Ульфа – до его проблем, – то он ограничился разговорами о том, как его расстраивает необходимость иметь дело с чужими дурными поступками. Поскольку доктор Эбке рассказал всем, что он – следователь, это позволило Ульфу говорить о стрессе, связанном с его работой. Он, однако, предупредил группу, что не имеет права вдаваться в детали и что все, что он расскажет о своей работе, следует понимать в самом общем смысле.

Следующей была Генриетта. Ее, сказала она, заботят вопросы самопознания.

– Я, конечно, понимаю, что у моих действий всегда есть причина, – пояснила она. – Но иногда я спрашиваю себя: почему я так поступила? То есть почему именно так, а не иначе? Мне кажется, это очень интересный вопрос. Я обратилась к психотерапии не за тем, чтобы решить какие-то проблемы. Я хочу, чтобы мне помогли понять , что это за проблемы, – тут она немного помолчала, обводя взглядом участников группы. – Как вам кажется, есть в этом какой-нибудь смысл?

– Да, – сказал Петер. – Вы хотите побольше узнать о себе.

– Именно, – с энтузиазмом ответила Генриетта. – Кто из нас знает себя по-настоящему? То есть по правде?

Обсуждение задачи, которую поставила перед собой Генриетта, заняло около получаса. В конце она объявила, что довольна результатом.

– Знаете, у меня такое чувство, что я действительно добралась до собственной сути. Мне кажется, я стала немножко лучше понимать, что именно привело меня сегодня сюда. Можно, наверное, сказать, теперь я понимаю контекст ситуации. Для меня это многое изменило.

Затем настала очередь Петера, который больше двадцати минут рассказывал о ритуале, который он исполняет дома прежде, чем отправиться на работу.

– Знаю, это звучит абсурдно, – сказал он, – но я должен сначала достать все свои рубашки из шкафа, сложить их заново и снова убрать на место. Два раза.

– Что же произойдет, если вы этого не сделаете? – полюбопытствовала Генриетта.

– Мой самолет упадет, – просто ответил Петер.

Ульф был не в силах отвести от него взгляд. Ему казалось, что авиалинии предъявляют к своим пилотам строгие медицинские требования. И что среди прочего пилоты должны проходить психологическое тестирование.

– О, я знаю, как смешно это звучит, – сказал Петер. – Знаю, что вы думаете.

– Это так называемое суеверное поведение, – ответил доктор Эбке. – Очень распространенное явление. У многих людей есть свои маленькие ритуалы, и они – эти люди – убеждены, что если их не совершать, то произойдет нечто ужасное. Вы говорите себе: «Если я этого не сделаю, случится беда». Это элементарное суеверие, – тут он посмотрел на Петера. – Но вот какая интересная штука: когда мы разговариваем об этих вещах с другими людьми, так сказать, проливаем на них свет, то они исчезают. Совершенно испаряются.

– И, значит, то самое ужасное не происходит? – спросила Генриетта.

– Нет, никогда, – ответил доктор.

Петер облегченно вздохнул.

– Это хорошо, – сказал он. Но вдруг изменился в лице: – Но оно же все равно может случиться, верно?

Доктор Эбке ободряюще улыбнулся.

– Конечно, случиться может все – все, что угодно. Но если что-то произойдет в случае, о котором мы говорим, это будет чистейшей воды совпадение. А отнюдь не случай так называемого post hoc ergo propter hoc [3] Post hoc ergo propter hoc (лат.) – «в силу определенных причин»: устойчивое латинское выражение. . Другими словами, между тем фактом, что вы не провели ритуал, и последовавшим событием причинно-следственной связи не будет, – он снова улыбнулся терпеливой улыбкой. – Это будет лишь проявлением того, что когда-то называли Божьей волей.

Генриетта набрала в грудь побольше воздуха:

– Когда-то называли…

– Я не хочу вдаваться в теологические дискуссии, – сказал доктор Эбке. – У нас и без этого есть о чем поговорить.

Петера данный ему ответ явно не убедил.

– Но если то, чего человек боится, все-таки происходит, то откуда вам знать, из-за чего это произошло – может, как раз из-за несоблюдения, как вы это называете, «ритуала»…

– А другие называют «предосторожностью», – пробормотал себе под нос Ульф.

– Именно. Если я не совершил обычных предосторожностей – не достал и не убрал обратно в шкаф рубашки, – и самолет упал, то откуда вам знать – в самом прямом смысле слова – что это случилось не из-за того, что я чего-то не сделал?

Доктор Эбке пренебрежительно помахал рукой.

– В этом случае я бы сослался на научный закон причины и следствия – как мы его понимаем. Опыт подсказывает нам, что перекладывание рубашек не имеет ничего – абсолютно ничего – общего с авиакатастрофами, – тут он посмотрел на Петера, будто бросая ему вызов. – Я бы предположил, что, учитывая ваше образование, вы тоже об этом знаете, – он немного помолчал. – Я так понимаю, принцип Бернулли вам известен.

– Конечно, известен, – резко ответил Петер. – Я – квалифицированный пилот.

– Так, значит, вы полагаетесь на научное знание, верно? – подхватил доктор. – И ваша единственная надежда справиться с ОКР – это психотерапия, а психология – это отрасль науки.

Петер недоуменно уставился в пол.

– Да, с этим трудно поспорить.

Генриетта, которая сидела рядом с Петером, положила руку ему на локоть.

– Мы все с вами, – сказала она очень тихо, почти шепотом.

– Спасибо, – ответил Петер. – Я так стараюсь с этим справиться, и ничего не выходит. Очень стараюсь, правда.

Ульфу стало его мучительно жаль.

– Конечно, вы стараетесь: это каждому видно, – сказал он. – И не забывайте – у всех у нас есть какие-то проблемы. У всех. Даже у доктора Эбке – уверен, у него тоже есть свои проблемы.

Генриетта заинтересованно встрепенулась.

– И в самом деле, – сказала она. И, повернувшись к доктору, спросила: – Какие же у вас проблемы, доктор Эбке? Как думаете, можем мы поговорить об этом?

Время летело быстро, и не успели они оглянуться, как было уже пять; встреча была окончена. Ульф проводил Эббу до стоянки, где они еще немного поболтали, после чего она села в «Фиат»-«Бамбино» и уехала. Она показалась Ульфу интереснее прочих участников: Генриетта чересчур много говорила о себе и своих личных исканиях, а Петер слишком нервничал для того, чтобы с ним можно было завести сколько-нибудь значительную беседу. Эбба, напротив, говорила о своих сложностях спокойно и без излишнего драматизма.

– Знаю, моя проблема – ничто по сравнению со сложностями остальных, – сказала она на сессии. – Это просто неспособность принимать решения. Странная штука. Проявляется это временами, совершенно случайно и, как правило, из-за какого-нибудь пустяка. Это не касается серьезных решений, только мелочей – ну, например, два тостика съесть или один. Такого рода вещи.