Сьюзен Хилл - Этюд на холме

– Ну же, ну же, – бормотала Фрея, – дай мне хоть что-нибудь.

Того, что могло бы быть значимым, здесь не было, тут не было вообще ничего личного – ни фотографий, ни писем, ни праздничных открыток от друзей. В ее сумке, которую патрульные нашли на стуле в кухне, не было ничего, кроме кошелечка с мелочью, бумажника с парой карточек и двадцатью фунтами, очков, аспирина, салфеток и запечатанного письма с чеком для какой-то каталожной компании. В записной книжке рядом с телефоном значился сантехник, электрик, доктор, дантист, иглотерапевт, дом престарелых «Фор Уэйс», рядом с которым была приписка с личным номером Кэрол Эштон, и еще «С. Грабб – грузчик». У Анджелы Рэндалл, очевидно, не было ни одного родственника, друга или, например, крестника. Как кто-то вообще мог жить такой унылой жизнью?

Фрея поднялась наверх.

В ванной были простые, базовые предметы гигиены из «Бутс» [4] Boots («Бутс») – сеть розничных магазинов товаров для красоты и здоровья и аптек в Великобритании. (Здесь и далее прим. пер.) . Она взяла с полки самый обыкновенный шампунь для волос, белое туалетное мыло. Здесь не было места излишествам. Комнатой для гостей явно никогда не пользовались – кровать была не застелена, а в шкафу лежали только пара покрывал и подушек плюс два чемодана. Значит, Анджела Рэндалл не уехала на выходные. В комнате было жутко холодно. Во всем доме было холодно.

В хозяйской спальне в гардеробе висела одежда, которая едва ли выдавала вкус хозяйки сильнее, чем все остальное, – бежевое пальто, коричневая юбка, синий джемпер, черный костюм, костюм песочного цвета, хлопковое платье с цветочным узором, белые и лимонные, голубые и серые хлопковые рубашки. Но тут было два спортивных костюма хорошего качества из специализированного магазина и пара новеньких кроссовок для бега, еще не вынутых из коробки, довольно дорогих.

До этого момента ментальный портрет Анджелы Рэндалл в голове у детектива Грэффхам выглядел как чистый лист – как будто ее заставили собирать пазл, но не дали от него ни одного кусочка. Теперь у нее уже была парочка, и из них можно было что-то сложить. Одинокая женщина пятидесяти с лишним лет, среднего роста и веса, предпочитающая носить нейтральные цвета и фасоны, которые не способны привлечь ничье внимание, стала серьезной бегуньей, которая тратила сто пятьдесят фунтов стерлингов на пару обуви. Она представила себе, как отреагирует инспектор, если она представит этот факт как единственную полученную информацию.

Она уже собиралась закрыть дверь гардероба и спуститься вниз, чтобы встретиться с констеблем Коутсом, когда ее взгляд что-то зацепило, блеснув в самой глубине шкафа. Она протянула руку.

Это была маленькая коробочка, упакованная в золотую бумагу, с золотой ленточкой, завязанной сверху в сложный бант. К ней прилагался золотой конвертик. Фрея открыла его.

Для тебя, со всей возможной любовью и преданностью, от Меня .

Фрея взвесила упаковку в руке. Она была нетяжелая, ничем не пахла и в ней ничего не копошилось.

Но был этот подарок для Анджелы Рэндалл или от нее?

Она спустилась вниз и вышла из парадной двери на свежий воздух, когда констебль уже поднимался вверх по дорожке.

– Чем-нибудь порадуешь?

– Не особо. Соседи, которые оказались дома, сказали, что она всегда была любезной, предпочитала проводить время одна и что никаких гостей они у нее не припомнят… Единственное, леди из дома на углу, миссис Сэведж, сказала, что полгода назад или около того Анджела Рэндалл начала бегать.

– Да, у нее в гардеробе есть спортивные костюмы и пара новеньких дорогих кроссовок для бега… отличная экипировка.

– Она выходила из дома каждое утро в одно и то же время вне зависимости от того, вернулась ли она с ночной смены или только проснулась.

– И куда же она направлялась?

– Обычно она поднималась на Холм, только если было не слишком влажно, тогда она бегала внизу, по дороге.

– И когда миссис Сэведж последний раз ее видела?

– Она почти уверена, что в то самое утро, когда Анджела вернулась с последней смены, на которой, по словам миссис Эштон, она появлялась… Миссис Сэведж с тех пор не видела ни ее, ни каких-либо признаков активности в доме. Она думала, что та уехала.

– Она видела, как Рэндалл вернулась с пробежки тем утром?

– Она не помнит, но говорит, что не сидит дома безвылазно… Миссис Сэведж три раза в неделю уходит из дома утром, чтобы сесть на ранний автобус и навестить дочь или сходить на ярмарку выходного дня… так что Рэндалл могла вернуться домой незамеченной.

– Или не вернуться. Еще что-то?

– Нет.

– Ладно, давай возвращаться. Мне нужно открыть подарок.

Час спустя золотая коробочка лежала на столе Фреи Грэффхам, сияя, будто дар от трех волхвов из рождественской постановки.

После возвращения она проверила последние отчеты. Данные Анджелы Рэндалл занесли в базу данных пропавших людей, а ее описание уже распространили по госпиталям.

Помимо всего прочего, Фрея рассчитывала найти в доме хотя бы сравнительно недавнюю фотографию для незамедлительного размещения на официальном сайте Полицейских сил графства. Таковой там не оказалось, как и никаких новых сведений.

– И тела нет, – сказал инспектор, проходя мимо ее кабинета.

– Будет.

– У тебя предчувствие?

– Кажется, у нее была довольно одинокая жизнь… Если бы я жила в таком стерильном ящике, как этот, и, что очевидно, не имела бы ни одного друга или любимого человека на всем белом свете, я бы бросилась под поезд.

– Из-под которого ее бы вытащили уже несколько дней назад.

Фрея снова придвинула к себе посылку.

Для тебя, со всей возможной любовью и преданностью, от Меня .

– Так что я оставлю тебя, чтобы ты ее открыла.

Фрея колебалась. Прийти в дом Анджелы Рэндалл, даже рыться в ее ящиках и шкафах – это была работа; она не чувствовала, что вторглась в чью-то частную жизнь, потому что в этом доме не было ничего настолько личного или интимного, чтобы заставить ее почувствовать, будто она что-то вынюхивает. Поиск контактного лица, или адреса, или какой-то другой подсказки для ответа на вопрос, куда могла отправиться женщина, был рутиной. Но открыть эту так помпезно запакованную посылку казалось нарушением приватности: чем-то, против чего Рэндалл стала бы сильно возражать.

Фрея все еще сомневалась, поглаживая большим пальцем металлизированную бумагу, когда взяла в руку канцелярский нож и поднесла его к тщательно закрепленным уголкам упаковки. Края золотой бумаги развернулись, обнажая золотую коробку. Внутри нее, под прозрачным пергаментом, в глубокой подложке из синего бархата лежала пара золотых запонок, инкрустированных ляпис-лазурью.