Алексей Макеев - Фитиль для бочки с порохом (сборник)

«Лежали, наверное, все в кучке где-нибудь в районе этой воронки, – подумал Гуров, – поэтому и обошлось все, так сказать, локальными потерями. Если бы склад был заполнен, детонация наверняка «разбудила» бы соседнюю артиллерию. И тогда здесь начался бы такой фейерверк, что и от всей части, наверное, осталось бы не больше, чем от этого склада».

Бросив взгляд на хранилище с артиллерийскими снарядами, стоявшее неподалеку, он лишний раз убедился в обоснованности своих предположений. А убедившись, снова подумал, что опасность возникновения подобного «фейерверка» действительно могла спровоцировать командиров немедленно бросить солдат на тушение пожара, несмотря на очевидный риск для их жизни.

– О! Лев Иванович! – прервал его раздумья бодрый голос, уже успевший изрядно поднадоесть за этот день. – А что ж вы один? Вызвали бы хоть меня. А то что же это? Нехорошо получается. Такого высокого гостя бросили в одиночестве. Если возникнет какой-то вопрос или проблема, даже помочь некому.

По-видимому, состояние эйфории было обычным жизненным состоянием майора Стрелкова. Вот и сейчас, лучезарно улыбаясь, он молол свой вздор, совершенно не желая замечать нахмуренного и отчужденного лица Гурова, явно показывающего, что «помощник» явился не вовремя.

– Спасибо, если вы мне понадобитесь, я вызову, – сухо проговорил Лев. – Но, вообще-то, я привык самостоятельно справляться с проблемами. Я уже большой мальчик.

– Да, разумеется, – ничуть не теряя оптимизма после этой отповеди, проговорил Стрелков. – Я ни в коем случае не навязываюсь со своей помощью. Просто вы впервые у нас в гостях. Незнакомое место, непривычная обстановка… Могут возникнуть недоразумения или непонимание. Ведь у нас здесь все-таки военный объект, мало ли как поведут себя, например, караульные. Насчет посторонних у них очень строгий приказ.

– Сразу стреляют на поражение? – саркастически усмехнулся Гуров.

– Ну что вы! Нет, конечно. Я совсем не это имел в виду, – торопливо поправился Стрелков. – Просто, не разобрав, в чем дело, они могут повести себя как-нибудь… неадекватно. А нам бы очень не хотелось, чтобы о нашей части у вас сложилось отрицательное впечатление. В сущности, все мы здесь – одна сплоченная команда, все стремимся к достижению единой цели, трудимся на благо родины. И этот случай со взрывом… он, конечно, очень неприятный, но нам бы не хотелось, чтобы из-за него…

– Послушайте, Алексей, – прервал Гуров этот нескончаемый поток слов. – Давайте договоримся так. Я понял, что вы всегда готовы прийти мне на выручку в трудную минуту, и очень это ценю. Если у меня возникнет проблема, вы узнаете об этом первый. Но в те периоды, когда проблем нет, я предпочитаю работать самостоятельно и очень не люблю, когда в мою работу вмешиваются. Это понятно?

– То есть… да, конечно, – засуетился Стрелков. – Просто я… я хотел…

– Всего хорошего, Алексей.

Более чем красноречивый взгляд полковника не оставлял возможностей для маневра, и, сбивчиво попрощавшись, Стрелков удалился.

Гуров провожал глазами сутулый, потерявший лоск силуэт, и ему в голову пришло сравнение с побитой собакой.

«Шестеркам» тоже нелегко, – сочувственно усмехнулся он. – Вот что майор скажет сейчас «барину»? Тот его послал сюда, а отсюда послали обратно. Вот и скачи тут между двух огней как знаешь».

Предыстория неожиданного возникновения возле склада вездесущего майора была ему предельно ясна. О его появлении здесь доложил «по цепочке» бойкий старшина Никитин, а уж дальше предугадать развитие событий было нетрудно. Узнав, что неудобный «гость» разгуливает без присмотра по территории части, Калачев немедленно выслал «на перехват» своего верного вассала, строго-настрого наказав тому «не спускать глаз».

Но фишка не сыграла, и, заканчивая осмотр разрушенного склада, Гуров не без сарказма думал, что теперь за ним наверняка наблюдает исподтишка Никитин, чтобы, «в случае чего», моментально дать знать «куда следует».

Впрочем, пока это пристальное внимание его почти не беспокоило. Все уже было понятно, а то, что оставалось еще непонятным, он надеялся прояснить уже завтра.

«Взять показания у солдатиков, которые сейчас в больнице, – мысленно намечал Лев план ближайших действий. – Им врать незачем, думаю, расскажут все, как было. И о том, что послали их пожар тушить, а не сами они побежали, и о том, кто именно послал. С фермером тоже наверняка проблем не будет. Бедолага в таком состоянии, что в порыве самобичевания, кажется, готов не только все, что было, подробно описать, но даже чего не было прибавить. В общем, все выстраивается, не выстраиваются только эти боеприпасы. Как заноза они торчат, всю стройную картину портят. Если бы их на этом складе не было, то и ничего бы не было. И взрывов бы не было, и парень остался бы жив. И ведь не должно было их там быть. А вот – оказались».

Сделав несколько фотографий, иллюстрирующих последствия взрыва, он посмотрел на часы и решил, что до конца дня еще вполне успеет выполнить один из пунктов своего плана, а именно – поговорить с военнослужащими, попавшими после взрыва в больницу.

Вернувшись к гостинице, сел в машину и снова позвонил Панфилову, чтобы узнать, как лучше добраться из части до стационара. Гуров не сомневался, что в роли провожатого будет счастлив выступить Стрелков, но при одной мысли, что придется снова любоваться на приторно-счастливую физиономию и слушать нескончаемый вздор, он почувствовал непреодолимое раздражение.

– Нет уж. Как-нибудь сам, – вслух произнес Лев.

Без проблем добравшись до больницы, он, чтобы не тратить время на утомительные поиски и согласования, обратился прямо к главврачу. Результатом получасовой беседы было то, что Гуров не только получил возможность пообщаться с интересующими его пациентами, но и на время разговора в его распоряжение предоставили отдельную одноместную палату.

Из четырех человек, госпитализированных после пожара, ему разрешили поговорить с двумя. Рядовые Андрей Мищенко и Михаил Крестов получили ранения и ожоги средней тяжести, поэтому врачи не возражали против их допроса. Остальные двое только-только были переведены из реанимации и находились в довольно тяжелом состоянии, так что Лев и сам не настаивал на общении с ними.

Устроившись в предоставленной палате, он сказал сопровождавшей его медсестре, что можно вести к нему первого собеседника.

– Мищенко или Крестова? – уточнила та.

– Без разницы. Давайте Мищенко, раз уж первым его назвали.

Медсестра ушла, а минут через пять появилась снова уже в сопровождении высокого юноши, у которого половина лица была забинтована, и очень взволнованной женщины средних лет.

– …да вам все равно не разрешат, – уверяла медсестра, продолжая разговор, начатый, по-видимому, еще в коридоре. – При допросе не разрешают присутствовать посторонним.