Питер Лавси - Ищейки

Это все. Пожалуй, теперь мы знаем, кто такая или что такое «Виктория», но как насчет запертой комнаты? И при чем тут число семнадцать? Ждем ваших звонков. Если до конца программы вас осенит какая-нибудь блестящая мысль, мы с радостью ее озвучим. Я повторю сообщение еще раз».

Перед тем, как давать новость в эфир, продюсер предусмотрительно позвонил в полицию, поэтому к началу передачи перед радиоприемником собрался весь участок, включая Даймонда, который сразу почувствовал, что происходит что-то важное, и вылез из-за стола. Для полного счета не хватало только Джона Уигфула, который прильнул к собственному приемнику наверху.

– Это больше напоминает игру в кошки-мышки, – мрачно заявил детектив-сержант.

– Думаете, в записке вранье? – спросил кто-то.

– Откуда мне знать? Но после того, что случилось с первой, к ней придется отнестись серьезно.

– Зачем они вообще это делают? Мистер Уигфул ждал, что они потребуют выкупа, а не зададут еще одну загадку.

– Может, им не нужен выкуп. Может, это просто какой-то скандальный трюк, чтобы привлечь к себе внимание. Когда у нас университетская Неделя благотворительности?

– Еще не скоро. Студенты только вернулись после каникул. Если это трюк, то бьюсь об заклад, что в нем замешан какой-нибудь умник из «глиттерати».

– Это еще кто?

– Богатые тусовщики. Элита. Бомонд. Прожигатели жизни. Они обожают выставлять полицейских посмешищем.

Примерно в том же духе обсуждение продолжалось на совещании высшего руководства, которое возглавил помощник начальника полиции.

– Поскольку мы имеем дело с серьезным преступлением, – начал он, – я предлагаю объединить наши усилия. Если новая записка – продолжение предыдущей, возможно, она касается Бата, и тут нам пригодятся любые знания, любой опыт, так или иначе проясняющие ситуацию.

Судя по наступившему молчанию, никто из присутствующих не обладал подобным опытом.

– Джон, это ваше расследование. – ПНП жестом пригласил его выступить. – Расскажите, что вы думаете по этому поводу.

Уигфул откашлялся.

– Что ж, сэр, мне кажется, мы с полным правом можем предположить, что под Викторией подразумевается кавер.

– Подразумевается что?

– Украденная марка, сэр.

– Почему бы не называть марку просто маркой?

– Потому что она приклеена к конверту. На ней проставлена дата. Все вместе называется кавер. Это вроде тех «конвертов первого дня», которые продают на почте, когда выходит новая серия почтовых марок.

– Хорошо, теперь ясно, что это за каверы, – кивнул ПНП с таким видом, словно знал обо всем с самого начала. – Продолжайте.

Уигфул вернулся к записке:

– Первые две строчки:

скорей всего, просто означают, что кавер у него. Поэтому нам надо сфокусировать внимание на третьей и четвертой строчках:

Тут возникает сразу три вопроса: какая леди? Что за запертая комната? И почему «семнадцать»? Под леди, возможно, подразумевается все та же Виктория – то есть кавер, – но мы не можем исключать и другие варианты. Имеет ли эта дама какое-то отношение к последней строчке, то есть числу семнадцать? Знаем ли мы какую-нибудь семнадцатилетнюю леди, которая – сейчас или в прошлом – как-то связана с этим делом?

Снова молчание.

– Нам может помочь запертая комната, – продолжал Уигфул. – Возможно, существует какая-то старая история или легенда о некой молодой женщине, жившей взаперти. Тюрьма. Психиатрическая лечебница. Монастырь. Масса вариантов.

– Есть идеи? – спросил ПНП, оглядев всех сидевших за столом.

Том Рэй буркнул:

– Я бы посмотрел в другую сторону, сэр. Может быть, семнадцать – это часть адреса?

– Неплохо, – одобрил ПНП снисходительным тоном, словно не рассчитывал услышать что-то дельное от кого-нибудь, кроме Уигфула.

– Айзек Питман, изобретатель стенографии, жил в доме номер семнадцать по Роял-Кресент. Там на стене висит табличка.

– А он-то тут при чем? – спросил Питер Даймонд. – Или у него была юная сексуальная рабыня?

– Очень в этом сомневаюсь, – холодно возразил ПНП. – Я читал о Питмане. Это был человек высоких принципов. Как и я, трезвенник, вегетарианец и противник табака.

Повисла неловкая пауза. Даже Даймонд не решился продолжать тему сексуальной жизни Питмана – или ПНП.

– Это всего лишь предположение, – пробормотал Рэй.

Еще одна версия поступила от Кайта Халлиуэлла:

– Возможно, число семнадцать относится ко времени. Например, семнадцать часов, то есть пять вечера.

– Если так, мы опоздали на десять минут, – заметил Даймонд, взглянув на часы. – Лично я сомневаюсь, что этот шутник даст нам много времени на раздумье. Ему это ни к чему, верно? Это как в той книжке, «Тридцать девять ступеней». Бесполезно искать заветные ступени. Не поймешь, что нашел их, пока не окажешься на нужной лестнице. Я хочу сказать: мы можем весь вечер гадать про «семнадцать то» и «семнадцать се». Семнадцать лошадиных сил, семнадцать деревьев на улице, семнадцать дней в месяце, пятнадцать игроков в регби плюс два запасных. Пока мы не знаем, где искать, все это гадание на кофейной гуще.

– То есть, вы предлагаете…

– Игнорировать этот стишок. Сосредоточиться на других зацепках.

– Каких зацепках? – пробурчал Рэй.

Уигфул вставил:

– Мы работаем не покладая рук.

– А где результаты?

– Нельзя торопить следствие.

– Ну почему же, – пожал плечами Рэй. – Питер Даймонд получил признание в убийстве всего через пару минут после того, как приехал на место.

ПНП тяжело вздохнул.

– Джентльмены, давайте сосредоточимся на марке. Думаю, мы не можем просто игнорировать это сообщение. Возможно, Питер прав и преступник морочит нам голову, но, если мы сумеем извлечь из этой записки что-то полезное, у нас появится шанс связать ее с другими уликами.

– А кто-нибудь видел этого парня в понедельник утром? – спросил Даймонд. – Или лестницу у окна?

– К сожалению, нет, – ответил Уигфул. – Но недалеко от места преступления шесть или семь человек заметили мойщиков окон, которые показались им подозрительными.

– Вы когда-нибудь видели мойщика окон, который не казался бы подозрительным? Как насчет криминалистов? Они что-нибудь раскопали?

– Вор работал в перчатках. В комнате найдено много всяких волосков и волокон, но поскольку в музее каждый день бывает полно людей, они могут принадлежать кому угодно. Шкафчик с маркой взломали ржавым гвоздодером.