Николай Леонов - Обречен на победу

– Интересно. – Гуров взял Усольцева за плечо, повернул лицом. – С вами разговаривают, Усольцев. – И обратился к Кепко: – Анатолий Петрович, задай я вам такой вопрос, вы ведь задумались бы, стали вспоминать. Так?

– Конечно.

– Потом бы вы говорили: «примерно», «видимо», только запутавшись, сказали бы «не помню». – Гуров изобразил недоумение. – А тут сразу: «Не помню».

Серов стоял позади всех, аплодировал Гурову.

Усольцев не реагировал – сил не осталось, вытекли. «Признаюсь, и конец, – думал он. – Раз признаюсь, вышку не дадут. Лет двенадцать вмажут точно. Так ведь вылечат. Отсижу десять, выйду на волю молодым и здоровым. Тюрьма? А сейчас я свободный? Водка лучше тюрьмы?»

– Подонок! – воскликнул Краев. – Убийца!

Гуров застонал, громко застонал, словно его ранили. Усольцев вздохнул, выпрямился, замахнулся на оператора, тот шарахнулся, едва не выронил аппарат.

Гуров понял, что не дошел до финиша одного шага, струна, натянутая между ним и Усольцевым, лопнула. Тренеры, которые весь вечер как бы призывали Усольцева рассеять абсурдные подозрения, не давали ему занять сугубо официальную позицию, превратились в обвинителей. Если до последнего момента он стремился оставаться для них, а следовательно, и для всего Города, Сережей Усольцевым, то теперь ему терять уже нечего. Убийца! Ну что же, на войне как на войне! Теперь он будет защищать не честь, а жизнь.

– Финита! – театрально воскликнул Усольцев. – Вы, гражданин милиционер, не режиссер-постановщик. Задерживайте, допрашивайте, проводите очные ставки, в законе все сказано. Действуйте.

– Как желаете, – сказал Гуров. – Едем в прокуратуру, следователь вас ждет.

– Едем! – Усольцев смотрел вызывающе.

«Я сделал все, что мог», – попытался оправдать себя Гуров, даже пожал плечами, взглянул на Кепко, который стоял, опустив голову, и предпринял последнюю попытку.

– В конце концов, Усольцев, от вас требуется совсем немного, – как можно мягче сказал он. – Назовите человека, с которым вы разговаривали по телефону двадцатого вечером. Мы проверим, никого не компрометируя. Помните, ваш отказ наводит на серьезные размышления.

– Нет! – выпалил Усольцев, не задумываясь. – Я в ваши игры больше не играю, а размышления – не доказательства! Сначала назовите, потом ответьте на последний вопрос…

– Вы совершаете ошибку, – сказал Гуров, повернулся к Усольцеву спиной и понял, что его маневр разгадан. Если бы в данной ситуации Усольцев заговорил, то обязательно запутался бы и в конце концов признался.

Не успел никто сделать и шага, как дверь подъезда распахнулась и на улицу с радостным визгом выскочила немецкая овчарка, а следом вышел мужчина.

Пес, не обращая внимания на людей, бросился справлять свои собачьи надобности. Мужчина, увидев Усольцева, сказал:

– Сергей, здравствуй!

Усольцев сорвался. Весь вечер милиционер играл по правилам. В кабаке все тютелька в тютельку, в вестибюле тоже. Машина, переулок, пара влюбленных дегенератов. Все точно. Этого кретина с собакой не было!

– Ты меня двадцатого тоже видел? – Он схватил мужчину за грудки. – Ты тоже, сука, свидетель?

– Отпусти! Пан порвет тебя! – крикнул мужчина.

Что-то серо-рыжее, ушастое и клыкастое уже летело по переулку. Все попятились. Хозяин оттолкнул Усольцева, шагнул вперед. Пес, утробно рыкнув, хотел его обежать.

– Стоять! Сидеть! – Мужчина погладил пса. – Гулять! – и повернулся к Усольцеву. – В чем дело, Сергей? Разве мы с тобой не встречались?

Дорогу осилит идущий!

Гуров шел, полз, карабкался, Краев подставил ему ножку, а неизвестный мужчина, как позже выяснилось, два часа назад вернувшийся из отпуска, вышел гулять с собакой и восстановил равновесие.

Человек удивился: «Разве мы с тобой не встречались?» Они действительно неоднократно встречались. Но для Усольцева в данный момент существовал лишь тот вечер, который столь тщательно реставрировался. И непонимание превратилось для Усольцева в катастрофу.

– Не было тебя здесь! Не было! – кричал он.

Мужчина, ничего не понимая, – он и о смерти своего соседа еще не слышал, – махнул на Усольцева рукой, пробормотал:

– Опять пьяный, – и пошел за своим остроухим другом.

Присутствующие смотрели на Усольцева без гнева или ненависти, устало, даже равнодушно. Он увидел отворачивающиеся от него лица, застонал.

– Мне надо заглянуть в ресторан.

«Алкоголик», – понял Гуров. И вспомнил, как двадцатого Усольцев за столом сначала нервничал, затем вышел в буфет и вернулся веселым и насмешливым. И на улице, у прокуратуры, он достал из кармана повестку и тут же убрал – так тряслись у него руки.

– Нет, Усольцев, вам не надо в ресторан. – Гуров нашел взглядом Серова: – Борис Петрович, позвоните дежурному, в прокуратуру срочно требуется врач.

Гуров и Серов брели по ночной улице. Убийца, эксперты и тренеры осталиcь в прокуратуре, а розыскники ушли. Со следователем Лева попрощался взглядом, Николай Олегович рассеянно улыбнулся и кивнул, он уже был там, в борьбе, которая для розыскника закончилась, а для следователя только начинается. Гуров не обиделся, он понимал и, кивнув остальным, вышел на улицу. Здесь его и догнал подполковник, и они побрели по плохо освещенным улицам.

– Город ваш я так и не видел, – сказал Лева. – Станут расспрашивать, а я ни гугу. Сколько людей у вас?

– За миллион.

– Подходяще. – Гуров помолчал. – Театры, музей, архитектура старинная.

– Доктор здоровых людей только в гостях встречает. Ты работал.

– Это конечно.

Они остановились у гостиницы. Скрипнув тормозами, к тротуару подкатила «Волга».

– В шесть я за тобой заеду, попытайся заснуть. – Серов протянул руку. – Да, ты как-то трепался: мол, Земля круглая, да еще и вертится. Может, она еще повернется так, что я тебе пригожусь.

– Может, и повернется. – Гуров пожал подполковнику руку и пошел к запертым дверям объясняться со швейцаром.

Серов вернулся домой, заглянул в холодильник, обнаружил пакет молока, зубами оторвал жесткий, с привкусом воска уголок, хлебнул.

Только он сел на постель, как зазвонил телефон.

– Ну? – сказал Серов безразлично. – Группу выслали? Кто за старшего? Нет… Он улетел домой, оставил для тебя слюнявчик. Наши деды, светлая им память, собирались покончить с преступностью завтра. А мы покончим послезавтра. И не вздумай мне звонить! Меня нет!

Он положил трубку, выключил бра, лег.

Телефон тут же зазвонил вновь. Серов перевернулся на другой бок. Аппарат не унимался, казалось, он начал подпрыгивать от усердия. Серов пробормотал слова, которые сотрудник милиции употреблять не должен, снял трубку:

– Ну? Кто? Паша, ты? Извиняю. В шесть утра. – Он взглянул на часы. – Через пять часов. Ладно, ладно… Не за что. Спокойной ночи.