Аркадий Адамов - На свободное место

— Ты в Москве много бывал? — вкрадчиво шепелявит Илья Захарович. — Порядки тут знаешь или как?

— Первый раз залетел. Больше не сунусь.

— И умно сделаешь, — кивает Илья Захарович. — Потому порядки здесь, паря, особые, чтоб ты знал. Вот я на них зубы все съел, видал? — Он оскаливает зубы, и я на секунду столбенею, но тут же вспоминаю, как он мне перед приходом Лехи жаловался, что уже неделю ждет новый протез и даже стесняется выходить на улицу.

А Леха в усмешке кривит толстые губы, но в узеньких глазах его появляется тревога. Ох, и неуютно же ему в Москве, даже страшно.

— Чем кончал? — небрежно спрашиваю я. — Перышком?

И, продолжая жевать, лениво и равнодушно закуриваю.

Между тем вопрос очень важен. Если он ударил свою жертву ножом — это одно. Нож можно выбросить, можно якобы случайно найти. За него не зацепишься. Да и не всякий нож считается холодным оружием. Но если у Лехи пистолет, то все меняется. С пистолетом его можно брать хоть сейчас, и надо брать. Это слишком опасно. И прокурор немедленно даст санкцию на арест. А как же? У нас это ЧП, преступник, вооруженный пистолетом.

— Не все те равно чем? — угрюмо и недовольно отвечает Леха.

Я пожимаю плечами.

— Думал, может, тебе маслята нужны, а ты небось при капитале.

Леха в ответ подозрительно щурится и, решившись, говорит:

— При себе, робя, ничего нет. Вот, три сотни, и все.

Он достает из кармана брюк деньги, красные десятки рассыпаются по столу.

А Леха между тем выворачивает карманы. На столе появляется расческа, кошелек, небольшой перочинный нож, которым убить человека никак нельзя, грязный носовой платок. На Лехе толстый старый свитер и, кроме как в брюках, карманов у него больше нет. Но в задний карман брюк он почему-то не лезет. И я коротко приказываю:

— Там чего? Покажь!

Это все в порядке вещей. На это Леха обижаться и сердиться не должен. Церемониться в таких случаях не принято. Надо знать, с чем пришел незнакомый человек, что от него можно ждать и можно ли ему довериться. Все тут обычно насторожены; за каждым что-то тянется и всем что-то грозит, а кое-кого, бывает, и ищут уже. Поэтому чужака встречают подозрительно, настороженно, и проверка неминуема. Это Леха знает, и кажется, к этому готов. При моем напоминании он поспешно хватается за задний карман, вытаскивает оттуда измятый, замызганный паспорт и небрежно швыряет его на стол.

— Вот там чего, — усмехается он. — Глядите.

К сожалению, глядеть нельзя. Паспорт тут не пользуется уважением. Наоборот, малейший интерес к паспорту может вызвать подозрение. И я, даже не взглянув на него, с легким разочарованием говорю:

— А я думал, тебе маслята нужны.

— Пригодятся, — неожиданно заявляет Леха.

При этом он хитро и многозначительно усмехается. Но мне почему-то кажется, что он хочет казаться хитрее, чем есть. Какая-то в нем ощущается прямолинейная грубость, ограниченность какая-то, неповоротливость мыслей, часто свойственные тяжелым и очень сильным людям. Но в то же время он недоверчив, насторожен и подозрителен, поэтому с ним надо быть очень осторожным и следить за каждым своим словом, за интонацией даже.

— Сколько тебе их требуется? — спрашиваю я.

— А у тебя что, склад? — ухмыляется одними губами Леха, в то время как его черные глазки за припухшими веками подозрительно буравят меня и пьяной поволоки в них словно и не было, а ведь выпил, подлец, в два раза больше, чем мы с Ильей Захаровичем.

— Твое дело сказать сколько, — отвечаю, — а уж склад у меня или полсклада, мое дело. Интерес у тебя нехороший. Дошло?

До Лехи дошло, я вижу.

— Ну, к примеру, полсотни можешь? — спрашивает он, поколебавшись.

Почему-то он поколебался, прежде чем сказать.

— Посмотрим, — отвечаю. — У тебя пушка-то какая?

— Пушка?.. Как ее, заразу… — Он скребет затылок и неуверенно говорит:

— Кажись, «вальтер», что ли…

— «Кажись»! — насмешливо передразниваю я. — А с какого конца она стреляет, заметил, голова?

— Твое дело достать что заказано, — озлившись, теперь уже пытается передразнить меня Леха. — А что я заметил, мне знать. Дошло?

Последние слова он произносит явно многозначительно. Что бы такое особенное он мог заметить, интересно?

— Ты, Леха, не сомневайся, — миролюбиво вставляет Илья Захарович. — Витек что пообещает, то железно. Завтра все будет как штык. Верно, Витек?

— Само собой, — киваю я. — Маслята мои, хрусты твои. Счет три один в мою пользу. Сговорено?

— Пойдет, — охотно соглашается Леха.

Где же, интересно, у него пистолет? И почему он сразу не назвал систему? Не такой уж он темный малый, чтобы не разбираться, что у него в кармане лежит. Недавно приобрел? Все равно, система — это же первый вопрос. Тем более, если стрелял уже из него. А может быть, это не его пистолет? И даже не он стрелял? И в Москву он приехал тоже не один? Тут надо разобраться, внимательно разобраться и не спешить. И не упустить этого Леху, не упустить пистолет.

Уже темнеет, и я начинаю прощаться. Напоследок говорю Лехе:

— Не сомневайся, все будет в лучшем виде. Готовь хрусты. Будет надо, чего хочешь достанем. Мы тут все дырки знаем. Главное, за дядю Илью держись.

— Я в своем городе тоже чего хочешь достану, — говорит Леха.

— Это какой такой? Вдруг залететь придется.

Леха хмурится.

— Придет время, скажу.

— Ну, гляди. Как знаешь, — усмехаюсь я. — Голову, значит, доверяешь, а как город звать — нет? Ну, чудик.

— Голову я тебе тоже не доверяю и ему, — возражает Леха, кивая на Илью Захаровича, потом, оглядевшись, многозначительно добавляет: — Если что тут не так окажется, вон он первый с двенадцатого этажа через окно навернется.

И нехорошая усмешка кривит толстые его губы.

— А ты за мной? — мягко спрашивает Илья Захарович.

— Ладно, замнем для ясности, — вмешиваюсь я. — До завтра.

Утром, на работе, я первым делом просматриваю суточную сводку происшествий по городу. Ничего, однако, что можно было бы «примерить» к Лехе, не случилось. Убийств по городу одно, причем в пьяной драке, и убийца тут же задержан. И все остальное тем более не имеет к Лехе никакого отношения. Три квартирные кражи совершены днем, когда Леха обедал в ресторане или уже сидел с нами. Два уличных грабежа произошли вечером; у мужчины сорвали шапку и у женщины отняли сумку с деньгами, — в это время Леха уже был у Ильи Захаровича, да и ждать от него таких мелочей не приходится. Одно изнасилование случилось поздно, когда Леха небось уже спал, а та женщина сначала пила с полузнакомыми мужиками в котельной, пьяная плясала там, ну, а потом побежала в милицию. И уже, конечно, не относятся к Лехе три автомобильных наезда на пешеходов, угон мотоцикла, два небольших пожара и пропавшие дети.