Николай Леонов - Поминки по ноябрю

– Так не навсегда же он исчез?

– Будем надеяться, что не навсегда. Он взял за свой счет два дня и куда подевался, никто не знает. Его мама, с которой он живет, сообщила, что он уехал с каким-то другом на рыбалку. На работе подтвердили, что Егоров заядлый рыбак.

Гуров покачал головой.

– Что-то не то, – заметил он. – Как это – на рыбалку? Меня вчера утомили разговорами, что в такую погоду ничего не клюет. – Как всегда, трудно было понять, шутит Гуров или говорит серьезно.

– Ну, значит, дело не в рыбалке, – спокойно отреагировал Стас. – Слышал же загадку: чем отличается зимний рыбак от летнего?

– И чем же?

– Та же пьянь, только в валенках. – Стас рассмеялся. – Ну, это про наших рыбаков, я думаю. Норвежцы ловят немного по-другому.

– Смешно, – кивнул Гуров. – Значит, ты с мамашей уже говорил?

– По телефону, – ответил Стас. – Хотел съездить к ней в гости, да вот пока не успел.

– Рыбалка… – протянул Гуров. – Может, он и рыбак, кто же его знает. Только запойный. Если не клюет, то можно лишь уходить в запой.

– На два дня? Что-то это скромно слишком. На два дня даже не стоит начинать.

– Действительно, – согласился Гуров. – В общем, знаешь что… не нравится мне эта история с рыбкой, которая не клюет, и с пьянкой, которую прикрывает мамочка.

– Про пьянку – это только версия, – напомнил Стас. – И то не моя.

– Один черт, не нравится, – настойчиво повторил Гуров. – Поеду-ка я к этой мамаше и сам с ней поговорю.

– А что же я? – Стас с робкой надеждой взглянул на Гурова. – Неужели мне так и придется возвращаться домой впервые за последние три недели вовремя? Как я вынесу такой кошмар?

– Может, и ты хочешь пару дней за свой счет? – спросил Гуров.

– Неплохо было бы, – вздохнул Стас. – Но ведь ты сам говоришь, что не клюет. Какой же тогда смысл?

– Да, не клюет, мне об этом вчера один знакомый бомж говорил, – небрежно объяснил Гуров. – Значит, едем вдвоем к мамаше, может, что-то и нароем.

– Подожди, я хоть машину поставлю, – проговорил Стас, – не попремся же к старушке целым кортежем. Да и веселее будет вдвоем. В одной машине, я имею в виду.

– Тогда ты за рулем, – добавил Гуров. – Машину поставлю я. Свою, я имею в виду. А ты не утруждай себя.

– А какой же мне тогда интерес ездить? – заныл Стас. – Понял, понял, я буду возить самого Гурова! О-о-о!! Какая великая честь!

Мать Егорова жила на улице Лобачевского, и туда пришлось ехать довольно-таки долго, московские улицы, как это всегда бывало под вечер, после некоторого затишья снова наполнились спешащими в разные стороны автомобилями.

Стас подвез Гурова к дому, когда на город уже плотно ложились сумерки, и остановился напротив нужного подъезда.

– Вроде здесь, – пробормотал он.

У подъезда, как им и положено, в полном составе сидело местное информбюро в составе четырех старушек и даже одной молодушки с коляской, которую та автоматически качала в убыстренном режиме.

– Будем спрашивать?.. – Стас, замешкавшись у машины, теперь догнал Гурова и вместе с ним подошел к подъезду.

– После взрывов народ стал подозрительным. Сам спросит, – на ходу ответил Гуров и добавил с неожиданной логикой: – Поэтому не дадим им этой возможности и…

– И признаемся сами, – догадавшись, подхватил Стас и обратился к старушкам: – Здравствуйте, сто сорок девятая квартира в этом подъезде?

– А кого надо? – самая полная из старушек тут же задала подготовленный вопрос, всегда звучащий актуально.

– Егорову Елену Викторовну, – галантно нагибаясь, доложил Стас. – Так здесь или нет?

– Егорову, – недоверчиво протянула соседка толстой и так внимательно осмотрела Стаса с Гуровым, словно искала на их лицах следы недавно сбритых ваххабитских бород. – Ишь ты!

– Да Ленку, Ленку спрашивают! – объяснила ей толстая. – Алешкину мать!

– Ах, Ленку, – вмешалась в разговор третья старушка и закачала головой, будто услыхала пароль, подсказывающий, что подошедшие мужчины не засланцы из вражеских гор, а свои русаки. – Ну так бы и сказали! Не знаю, дома, нет ли, не выходила она сегодня. Наверное, опять с давлением лежит.

– У меня вчера давление так прихватило, – поддержала модную в местных широтах тему толстая, – я замерила, смотрю: батюшки! Двести двадцать на сто двадцать семь! Как трансформатор! Хоть розетку мне вставляй!

– Значит, она в этом подъезде живет? – уточнил, прерывая разговор, Гуров.

– В этом, в этом, на шестом этаже. А вы по какому делу? – очнулась толстая.

– А мы, мамаши, из милиции, с ее сыном работаем, – улыбнулся Стас.

Гуров, не желая тратить время на бесполезные словопрения, пошел к открытой двери подъезда.

– А он, кажется, не дома. Или случилось что с Алешей? – услышал он участливые вопросы сзади.

– Да нет, ничего, все нормально. Просто нам нужно справку одну выправить, – по-быстрому успокоил их Стас. – Мы из хозяйственной части.

Стас догнал Гурова уже в подъезде, и они услыхали, что их начали обсуждать как хозяйственников и заведомых жуликов.

– Кого ты хозяйственником назвал? – спросил Гуров в лифте.

– А кем мне прикажешь тебя называть? Оперативником, что ли? Все равно бы не поверили!

– Это почему?

– Солидно слишком смотришься, не как оперативник, – отрезал Стас.

– А как кто?

– Я же сказал, как хозяйственник.

Лифт остановился на шестом этаже, и они вышли.

Стас, заранее страхуясь от возможных выпадов Гурова, нажал кнопку звонка, расположенную рядом с дверью общего тамбура.

Было слышно, как отворилась дверь внутри тамбура, и требовательный женский голос прокричал:

– Кто там?

– Добрый вечер, нам нужна Елена Викторовна, – отозвался Стас. – Я сегодня с вами разговаривал по телефону. Моя фамилия Крячко.

– Ну, это я.

Женщина прошла и отворила дверь. Егорова оказалась худощавой дамой лет за пятьдесят, с короткой стрижкой светлых, наверняка крашеных волос, и в очках на носу. Очки были модными, в металлической оправе и сидели немного криво. Женщина смотрела неуживчиво и напряженно.

– А вы кто? – спросила она, переводя свои круглые, как мелкие монетки, глазки с Гурова на Стаса. – Откуда я знаю, что кто-то из вас Крячко? Да и мало ли кто мне звонит по телефону? Маньяки тоже звонить умеют!

Против этого поспорить было трудновато, и Стас, сопя от обиды, полез за удостоверением.

Гуров оказался быстрее. Он протянул документ женщине и спросил:

– Нам можно с вами побеседовать?

– Я ничего не видела, – четко и безапелляционно проговорила женщина. – В жизни не была свидетелем и не собираюсь! У меня больной желудок!

– А мы вам это и не предлагаем, – ответил Гуров.

Егорова ему сразу же не понравилась. Чувствовалось, что женщина эта нервная, избалованная и разговор с ней предстоит не самый приятный. Просто потому, что она сама весьма неприятна.