Николай Леонов - Театр одного убийцы

Естественно, что главным подозреваемым для Гурова стал реквизитор – Парфенов Иван Денисович. Ему было около пятидесяти лет. Рост – почти метр восемьдесят. А согласно заключению баллистической экспертизы, примерно с такой высоты и был произведен выстрел.

Парфенов проработал в театре около десяти лет. За это время ни друзей себе не приобрел, ни врагов не нажил. Он был неприметен, как мышь, и нелюдим. Почти ни с кем из служащих театра не общался и свой склад покидал крайне редко. В общем, умудрялся в круговерти театральной жизни оставаться бирюком. И вряд ли кто из его коллег точно знал, что творится у него на душе.

Склад реквизита располагался почти сразу за сценой. Гуров на пару секунд задержался у его дверей и посмотрел по сторонам. Справа был вход в небольшую каморку за кулисами, в которой актеры ждали своей очереди выхода на сцену. А слева начинался коридор, ведущий в гримерные и к лестнице на второй этаж.

Расположение было довольно удобное. И при желании Парфенов мог бы легко проскользнуть незамеченным мимо актеров, увлеченных происходящим на сцене, а затем так же просто вернуться обратно. Удовлетворенно хмыкнув, Гуров без стука распахнул дверь склада.

Парфенов сидел за облезлым деревянным столом почти рядом со входом и что-то писал в толстой тетрадке. Услышав звук открывающейся двери, он поднял глаза и удивленно уставился на вошедшего. Секунду Гуров и реквизитор смотрели друг другу в глаза, а затем Парфенов захлопнул тетрадку.

– Мемуары пописываем? – поинтересовался сыщик, опускаясь на корявый деревянный стул напротив Парфенова.

– Вас это не касается, – буркнул реквизитор и потупил взор. – Что хотели?

– У меня к вам есть пара вопросов, Иван Денисович, – ответил Гуров, внимательно глядя в лицо Парфенова. – Скажите, у вас, наверное, немало бутафорского оружия хранится?

– Есть кое-что, – пожал плечами реквизитор. – А вам оно зачем? Ко Дню милиции собрались спектакль ставить?

– Сколько у вас револьверов системы «наган» находится на балансе? – Сыщик пропустил его реплику мимо ушей.

– Три штуки, – доложил Иван Денисович и внимательно посмотрел на Гурова. – Но ни один из них выстрелить не в состоянии. Вопреки поговорке, что раз в год и вилы стреляют. С моими пистолетами не тот случай.

– Вижу, вы понимаете, зачем я пришел, – усмехнулся сыщик.

– Если честно, не очень, – перебил его Парфенов. – Нет, я, конечно, понимаю, что вы находитесь тут из-за убийства Левицкого, но никак не могу проследить связь между ним и мной. Мы люди очень далекие друг от друга, и я почти с ним не общался. Так же, как и не торговал оружием.

– Интересное замечание. Но я сейчас не об этом, – жестко усмехнулся Гуров. – Расскажите мне, как у вас в театре происходит выдача реквизита и когда он возвращается обратно на склад?

– Раньше, при старом заместителе директора, реквизит выдавали на руки актерам перед каждым спектаклем и затем изымали обратно, – пожал плечами реквизитор. – При новом сначала тоже так же было. А потом Игорь Станиславович, за что ему большое спасибо, приказал выдавать реквизит актерам, пока продолжается показ одной и той же пьесы. Так что теперь я выдаю реквизит под роспись и пару дней о нем не вспоминаю.

– Значит, у вас нет необходимости ждать окончания спектакля? – поинтересовался сыщик.

– Теперь нет, – ответил Парфенов. – Я задерживаюсь только в тот день, когда заканчивается показ одной пьесы и начинается другая.

– Тогда поведайте мне, Иван Денисович, где вы были вчера вечером? Примерно с восемнадцати до двадцати часов? – поинтересовался Гуров, постучав пальцем по столу.

– Дома, – спокойно ответил реквизитор, не обратив никакого внимания на жест сыщика. – Если вас интересует, кто может это подтвердить, то охранник на служебном входе видел, как я выходил из театра в двадцать минут шестого. К тому же, когда я пришел в начале седьмого домой, жена уже была там. И у нее сидели две подружки. Вы что, подозреваете меня в убийстве? Бред какой-то…

– Позвольте мне самому это решать, – отрезал Гуров. – Сколько револьверов было задействовано в постановке «Белой гвардии»?

– Один, – развел руками Парфенов. – Но я не пойму, зачем вам дались эти револьверы?

Сыщик внимательно посмотрел на реквизитора. Парфенов явно не производил впечатление идиота. И уж если он смог понять, зачем пришел Гуров, то о сути вопросов насчет револьвера должен был догадаться. Однако реквизитор смотрел на сыщика удивленными и невинными глазами, и Гуров не мог понять, строит ли Парфенов из себя идиота или же действительно не догадывается о причинах интереса полковника.

– Хорошо, я вам поясню, если вы на самом деле ничего не понимаете, – проговорил он. – Левицкий был убит из револьвера системы «наган», и мне интересно, как такое боевое оружие могло оказаться в театре. Нет, я, конечно, понимаю, что его мог пронести через охрану кто угодно. Но почему револьвер? И почему именно во время постановки «Белой гвардии»? Вот что меня волнует.

– Вон оно что. А я и не знал, из чего худрука застрелили, – пробормотал Парфенов, похоже, обращаясь к самому себе. А затем посмотрел на сыщика. – А вы у Воронцова спрашивали?

– О чем? – удивился Гуров. – Директор театра точно знает, кто и когда проносит на вверенную ему территорию револьверы?

– Да нет! Я не о том, – возмутился реквизитор.

– А о чем? – перебил его сыщик.

Гуров понимал, что Парфенов упомянул имя директора театра не просто так. Скорее всего, он как-то причастен к появлению боевого револьвера в театре. Глядя на реквизитора, трудно было сказать, случайно он оговорился по поводу возможных вопросов к директору или действительно хотел что-то сообщить. Именно поэтому Гуров и перебил его, чтобы не дать времени придумать причину упоминания Воронцова в разговоре о револьвере. Однако Парфенов и не собирался юлить.

– Я хочу сказать, что в кабинете у Владимира Владимировича хранился как раз такой револьвер. – Реквизитор потряс пальцем. – Именно «наган». Боевой. В сейфе лежал.

– Интересно-интересно. – Сыщик распрямился на жестком стуле. – И откуда он там взялся? Именной, что ли?

– Да нет, – отмахнулся от него Парфенов и рассказал о револьвере.

Когда к открытию театрального сезона было решено ставить булгаковскую «Белую гвардию», хозяйственник Бельцев изъявил желание попробовать себя в роли помощника режиссера. Воронцов, пожав плечами, дал ему карт-бланш. И режиссер-постановщик, видя подобное расположение директора к Бельцеву, не слишком препятствовал его работе.

У зама, ставшего в один момент театральным режиссером, появилось множество новаторских идей. И вскоре пьеса стала существенно отличаться от той, что написал Булгаков. В частности, Бельцеву захотелось, чтобы во время одной из сцен второго акта кто-то из актеров стрелял в зал из револьвера. Естественно, холостыми патронами.