Николай Леонов - Театр одного убийцы

Александр считал полковника своим учителем, уважал его и восхищался им. С детства сохранивший любовь к детективным романам, несмотря на расхожее представление о нелюбви оперативников к подобной литературе, Веселов не переставал для себя сравнивать полковника с Шерлоком Холмсом.

– А что дальше? – спросил капитан, когда Гуров сделал короткую паузу. – Что мне делать после того, как я поговорю со старухой?

– Навяжись к ней на ужин. Пирожков на халяву пожрешь, – буркнул Крячко и, поймав недовольный взгляд Гурова, пожал плечами и замолчал.

– Скорее всего бабка назовет тебе несколько имен, – предположил сыщик, повернувшись к Веселову. – Убийца хитер и не мог не придумать себе прикрытия. Так что после разговора со старухой сам ничего не предпринимай. Свяжись со мной и расскажи, что узнал. А там видно будет. Кстати, тебе пора ехать, – добавил сыщик, посмотрев на часы. – Бабка уже должна быть в театре.

– Понял, – кивнул капитан и, захлопнув блокнот, торопливо вышел из кабинета. Гуров несколько секунд смотрел ему вслед, а затем обернулся к Станиславу.

– А ты чем занимаешься, бездельник? – спросил он у Крячко.

– Твою задницу прикрываю, – усмехнулся Станислав и рассказал о том, что они с генералом придумали.

Рассказ у Крячко получился довольно длинным, но Гуров дослушал его до конца. Пытаясь найти улики, оправдывающие Марию, сыщик в своих подозрениях сосредоточился только на работниках театра и как-то упустил из виду, что убийство Левицкого могли подстроить и другие люди.

– Неплохо вы придумали. Мне это почему-то и в голову не пришло, – признался сыщик, когда Станислав закончил рассказ. – Идея хорошая. Продолжай ее отрабатывать. Правда, вот насчет «Гранита» я что-то сомневаюсь…

Гуров сказал об этом и, задумавшись, замолчал. На секунду сыщику показалось, что название фирмы, торгующей недвижимостью и пытавшейся переоборудовать по-новому обветшавшую «хрущевку», связано с театром чем-то еще, кроме интереса к соседнему с ним дому. Но как ни старался Гуров понять, почему его посетила эта мысль, так и не смог.

– Ты чего застыл? – Крячко удивленно наблюдал за другом. – Опять божественное озарение посетило? Кто был в этот раз? Апостол Павел или кающаяся Мария Магдалина? Последняя предпочтительней. У нее титьки больше!

– Да ну тебя, – фыркнул Гуров. – До седых волос дожил, а от пошлостей так и не избавился.

– Что у Гурова на уме, то у меня на языке, – парировал Крячко. – Между прочим, это не я на старости лет на молоденькой актрисе женился.

– Что выросло, то выросло, – рассмеялся сыщик. – Как поет однофамилица нашего дотошного, но легковерного майора – «это любовь»!

– У вас любовь, а у меня из-за нее вся карьера ломается, – театрально вздохнул Крячко и, поймав недоумевающий взгляд друга, махнул рукой: – Ладно! Не будем о грустном. Ты сам-то что делать собираешься?

– Попробую найти компромат, которым, судя по всему, располагал на Воронцова Левицкий, – ответил сыщик. – Это может оказаться полезным.

– И как ты собираешься это сделать? – недоверчиво усмехнулся Станислав. – Не думаю, что компрометирующие директора материалы лежат в ящике стола покойного Левицкого.

– И такое может быть, но на это глупо рассчитывать. Сначала зайдем с другого конца. – Гуров начал рассуждать вслух. – Что обычно служит причиной для шантажа? Совершенные преступления или соучастие в них. Это раз. Во-вторых, чаще всего шантажируют людей, изменивших своим супругам. Ну а третьим самым распространенным поводом для шантажа служат ошибки, совершенные в молодости. Употребление наркотиков, например.

– Тоже мне, нашел причину, – фыркнул Станислав. – Да у нас сейчас половина государственных деятелей в открытую признаются в том, что в молодости «бухали» по-черному и травку курили.

– Согласен, что для Воронцова это, может быть, и не так важно, – кивнул сыщик. – Поэтому и назвал употребление наркотиков лишь третьей причиной. Да и давняя измена жене в возрасте Воронцова не может играть решающего значения. Но отметать их нельзя. Если директор театра был на крючке у Левицкого, то тут каждая мелочь может иметь для нас огромное значение. И все же в первую очередь хочу послать запрос в архив МУРа, чтобы узнать, не проходил ли Воронцов у них когда-нибудь хотя бы свидетелем по делу. А сам тем временем съезжу к Левицкому на квартиру. Чем черт не шутит? Может быть, компромат на директора театра действительно спокойно лежит где-нибудь у него в ящике стола.

– Дерзай, логичный мой, – произнес Крячко, подражая персонажу популярной некогда комедии «Гараж». – А я займусь поиском знакомых твоих бывших клиентов…

К ручке двери квартиры Левицкого была привязана черная тряпочка. Несколько секунд сыщик удивленно смотрел на нее, поражаясь тому, какими только способами люди не стремятся оповестить окружающих о постигшем их горе, а затем решительно утопил кнопку звонка.

Заливистая трель донеслась из-за двери, но реакции на нее никакой не последовало. Сыщик подождал несколько секунд, а затем еще дважды позвонил. Только после этого в глубине квартиры раздались тяжелые шаркающие шаги, и входная дверь распахнулась. Гуров ожидал увидеть сгорбленную старуху, но на пороге появилась довольно молодая, аккуратненькая, миниатюрная женщина в черном платье и шляпке с вуалью. Она страдальчески подняла на сыщика заплаканные глаза.

– Если вы пришли попрощаться с Андреем Тихоновичем, то доступ к телу будет открыт только завтра. В церкви Спаса на Болвановке. С девяти утра, – проговорила женщина и попыталась закрыть перед Гуровым дверь, но сыщик придержал ее.

– Я из милиции, – проговорил он, доставая из кармана удостоверение. – Мне нужно побеседовать с Ириной Павловной Левицкой.

– Вот как? – почему-то удивилась женщина, осматривая сыщика с ног до головы. – А вы не похожи на милиционера. Скорее, светский лев или второразрядный актер.

– И что из этих слов можно считать комплиментом? – Гуров улыбнулся лишь уголками губ.

– Ни-че-го, – по слогам произнесла женщина и широко распахнула дверь. – Ирина Павловна – это я. Проходите, пожалуйста.

Гуров почему-то подумал, что именно такой и должна была быть супруга погибшего худрука: миниатюрной, сдержанной и немного архаичной. «Положение обязывает», как сказали бы французы.

Квартира четы Левицких оказалась довольно хорошо обставленной. Со вкусом и без излишеств. Хотя чувствовалось, что интерьером в большей степени занималась Ирина Павловна – в комнатах была масса всевозможных вязаных салфеточек, множество фотографий на стенах и милых безделушек в шкафах. И от всего этого квартира выглядела так, будто сороковые годы поселились в ней навеки. Если, конечно, не обращать внимания на телевизор, музыкальный центр и прочие чудеса современной техники.