Николай Леонов - Медвежий угол

– Честно говоря, от тебя я этого никак не ожидал! – с упреком сказал Заварзин. – Может, тебе и не понравится, конечно, но я все равно скажу – обидел ты меня, Лев Иванович! Не по-товарищески поступил, не по-нашему!

Он расхаживал по кабинету, энергично рубя ладонью воздух. Гуров слушал разглагольствования начальника милиции, сидя на жестком стуле около столика с телевизором, и критически разглядывал свои новые туфли.

Туфли они с Фомичевым купили первым делом, едва вернулись в поселок – в местном супермаркете. Учитель утверждал, что в этом заведении можно приобрести очень недурную обувь.

Туфли имели на внутренней поверхности гордую надпись золотом «Salamander», но были скреплены кривоватыми швами и немилосердно жали. Гуров с грустью рассматривал их и в душе ругал себя за непрактичность – в его положении разумнее было купить кроссовки.

– Ну и как это, по-твоему, выглядит со стороны? – громогласно вопрошал его между тем Заварзин. – Демонстративно игнорируешь своего брата-мента и пускаешься на авантюру в компании какого-то учителишки! Нет, Фомичев мужик неплохой, я ничего не хочу сказать… И как педагога его все уважают. Но в какое положение ты ставишь органы? Прямо скажу, в глупое положение ты нас всех ставишь, Лев Иванович! Может быть, ты, как москвич, смотришь на нас свысока и за людей не считаешь, но это неправильно – вот что я тебе скажу! Ты не меня, ты все МВД на посмешище выставил!

Гуров наконец поднял глаза на Заварзина и насмешливо сказал:

– Спасибо, Александр Николаевич, слов произнесено много! Отчитал ты меня как мальчишку-новобранца, поучил уму-разуму… И за честь МВД заодно вступился – молодец! Даже удивительно, как ты с такими способностями и до сих пор не в министерстве служишь!.. Может, потому что твои люди ни хрена не знают, как место происшествия осматривать положено? Или оттого, что протоколы у вас только в качестве туалетной бумаги использовать можно? Или по той причине, что старшему оперуполномоченному из Москвы в нужное время мотоцикла не находится? Или еще в чем-нибудь загвоздка?.. Ты сам-то как думаешь?

Полковник Заварзин после этих слов на секунду оторопел, но нашелся весьма быстро. Он делано рассмеялся и, остановившись напротив Гурова, с жаром возразил:

– Лев Иванович, дорогой! Ей-богу, ты меня все больше удивляешь! Ты будто зуб на меня какой имеешь! А я ведь к тебе со всей душой – со всем гостеприимством… И сейчас готов повторить – мой дом, твой дом! Проси, что нужно – все сделаю, что в моих силах. А эти намеки… Извини, неужели ты и в самом деле решил, что я намеренно без транспорта тебя оставил? Или, что я не переживаю за наши недоработки? Да я, может, ночей из-за этого не сплю! А что делать – здесь не Москва. Ресурсы не те и кадры поплоше… А твое отношение я, извини, иначе, как комчванством, назвать не могу – помнишь было такое выражение у вождя и учителя?..

Гуров опять посмотрел на свои сверкающие башмаки, пошевелил пальцами, в очередной раз ощутив каменную жесткость плохо выделанной кожи, и спокойно сказал:

– Говорить ты мастер, Александр Николаевич! Это я с первого раза понял. Может, ты и на деле не так плох, только пока у меня не было возможности в этом убедиться. Все у нас с тобой как-то наперекосяк получается. Вот ты говоришь, машину мне назавтра, мол, обещал… А зачем она завтра была бы нужна, скажи на милость? Мне заброшенную штольню осмотреть требовалось, а на что там теперь смотреть? Кто-то шашку динамитную внутрь бросил – все к черту засыпало!

– Как шашку? – делаясь серьезным, переспросил Заварзин. – Ты мне об этом ничего не говорил.

– Не успел. Ты же меня сразу воспитывать начал, – усмехнулся Гуров. – Так вот теперь слушай, значит… После того, как мы штольню обшарили и уже обратно шли, появился еще один человек, взорвал штольню и скрылся. Такие вот дела. Хорошо, мы раньше управились, а то, глядишь бы, на твоем участке еще два трупа было бы…

– Типун тебе на язык!.. – озабоченно сказал Заварзин и потер лоб. – Но я никак в толк не возьму… Кому понадобилось старую штольню взрывать? Зачем?!

– Ну, ты, Александр Николаевич, старый оперативник, а такие вопросы задаешь! – медленно произнес Гуров, глядя в глаза полковнику. – Это же не просто штольня была. В ней человек погиб. Ученый с европейским именем!

– Не понимаю, куда ты клонишь, – недовольно сказал Заварзин. – Это что же – надо понимать так, что Подгайского вроде убили? Чепуха!

– Ты не обижайся, Александр Николаевич, – невозмутимо проговорил Гуров. – Но чепуха – это то, что ты сейчас городишь. Я ведь не из школы милиции сюда приехал. У меня за плечами знаешь какой груз? И у меня есть все основания полагать, что Подгайский погиб насильственной смертью.

– Вот как, значит? – глуповато спросил Заварзин, не зная, куда девать руки.

– Вот так, – сказал Гуров. – А ваша контора все это прошляпила. Поэтому ты на будущее свой менторский тон оставь, Александр Николаевич, и давай серьезно работать. Я человек не злопамятный, но наплевательского отношения к делу не потерплю.

Заварзин на какое-то время сник. Он опустился на стул и, задумчиво опустив голову, принялся вертеть в руках сломанный карандаш. На скулах его появился едва заметный румянец. Он молчал, но и без слов было ясно, как сильно он был задет отповедью заезжего опера.

– Ну, вроде поговорили! – сказал он наконец, невесело усмехаясь. – Не хотелось мне так начинать отношения, да что поделаешь!.. Видно, у вас там в Москве по-другому жить привыкли. Ну да ладно, я себя виноватым не считаю и перед тобой, Лев Иваныч, кланяться все равно не намерен. У меня своя гордость есть. А в помощи не откажу – за это можешь не переживать. Как говорится, дружба дружбой, а служба службой… Хотя тут у нас с тобой не дружба получается, а какая-то совсем обратная ситуация.

– А насчет этого ты, Александр Николаевич, не переживай! – ответил Гуров. – Я вообще-то не дружить сюда приехал. Да и ты на одинокого и несчастного совсем не похож. Поэтому чувства побоку и давай поговорим о деле. Раз согласен помочь, то вот тебе первая вводная – нужно мне человека допросить одного. Даже не допросить, а, скорее, пока побеседовать по душам. Поэтому нужно мне каким-то образом с ним об этой встрече договориться. А без местного старожила, мне кажется, у меня ничего не выйдет.

– Это почему так? – заинтересовался Заварзин. – Что за человек?

– Цыган ваш, – ответил Гуров. – Караим прозвище. Слышал про такого?

Лицо Заварзина помрачнело. Он опустил глаза и потер ладонью мутную полировку столешницы.

– Еще бы не слышал! – сказал он с неприязнью. – Эти цыгане нам всем тут плешь проели! Пустой народ!

Гуров терпеливо ждал, что Заварзин скажет дальше. Теперь он не удивлялся настроению среди младшего милицейского состава – оно в точности соответствовало настроению начальства. Но сейчас Гуров совершенно не был расположен втолковывать прописные истины, тем более, как он подозревал, никаких абсолютных истин для полковника Заварзина не существовало.