Николай Леонов - Медвежий угол

– Именно о вашем министре я и говорю, – с насмешливой улыбкой сказал Воронков. – Замечательный мужик! И, в отличие от многих, думает о будущем… Между прочим, бывал здесь у нас, на охоту вместе хаживали…

– Наверное, выбирали места как можно дальше от Наката? – поинтересовался Гуров.

– Разумеется, – подтвердил Воронков. – Исключительно в заповедных зонах охотились. Как ни странно, такие у нас тоже имеются. Так как, вы пришли к какому-нибудь решению, Лев Иванович?

Гуров с деланым смущением почесал затылок.

– Да вот запугали вы меня совсем, Анатолий Федорович! – сказал он. – Даже мысли в голове путаются. Министры, капиталисты, война идет… поневоле растеряешься. Только мне вот что покоя не дает – если вы с министрами так запросто, то зачем людей-то убивать? Не вяжется что-то, уважаемый! Мало ли чего они там суетятся – вам-то о чем беспокоиться? Такие связи, такое могущество. Сама история, можно сказать, на вашей стороне…

– Зря фиглярничаете! – пренебрежительно перебил его Воронков. – На вашем месте я бы поостерегся… Ну что вы заладили – убивать-убивать? Никто никого не убивал. Несчастный случай, ясно? Во всяком случае, ко мне все это не имеет ни малейшего отношения!

– Я как раз об этом подумал, – серьезно сказал Гуров. – Когда вы начали предлагать мне продаться. Ну, думаю, этот к убийству не имеет никакого отношения!

У Воронкова под левым глазом мелко задергалась какая-то жилка. В нем произошла мгновенная и неприятная перемена. Перед Гуровым стоял человек, который теперь даже не пытался притворяться цивилизованным и добрым. Он вдруг сложил из пальцев известную фигуру и со злом сунул ее под нос Гурову.

– А вот это ты видел, мент? – спросил он, кривя рот. – Выкуси! На моем горбе хочешь в рай въехать? Не выйдет! Воронкова тебе не взять!

– Да, до тебя добраться будет трудновато, – согласился Гуров. – Это же надо доказать, что ты лично поручал кому-то убить Подгайского. Скорее всего, доказать это не удастся, к сожалению. Но убийц-то мы найдем и обязательно вскроем сопутствующие обстоятельства. И вот тогда я обещаю тебе колоссальные убытки, спаситель России!

В какое-то мгновение Гурову показалось, что Воронков набросится на него с кулаками. В его недобрых глазах горела ненависть. Но он все-таки сдержался и даже, как ни странно, рассмеялся.

– А вы горячий человек, Лев Иванович! – заметил он, отходя к столу и закуривая сигару. – Как это говорится – горячее сердце, холодная голова и чистые руки?.. Вот насчет холодной головы я как-то не уверен. Тут у вас определенно проблемы. По-моему, вы частенько ставите не на ту лошадь. Странно, что вы до сих пор живы и здоровы. Но, я думаю, на этом деле вы все-таки сломаете себе шею.

– Скорее вам, – любезно ответил Гуров, взаимно переходя опять на «вы». – Приложу все силы и старания.

– Не перестарайтесь, смотрите! – снисходительно предупредил Воронков. – А то, знаете же, инициатива наказуема…

– Спасибо, что напомнили, – сказал Гуров. – А теперь, поскольку предмет разговора исчерпан, прошу доставить меня обратно тем же способом, что и привезли. Красавицу можете не беспокоить. Ведь она у вас служит чем-то вроде приманки, а меня теперь скорее надо отваживать…

– Нет уж, Лев Иванович, – покачал головой Воронков. – Доставлять вас обратно мы не будем. Непродуктивно это, а благотворительностью мы не занимаемся. Скажите спасибо, что живым отпускаем.

– А у вас разве есть другой выбор? – удивился Гуров. – Подряд два убийства представителей из Москвы – многовато будет даже для такого титана химической промышленности, как вы.

– Иногда мне кажется, что с вами именно так и надо было поступить, – мечтательно сказал Воронков. – Ну да бог с вами – живите. Я вас иначе прищучу. Гуманными методами.

Он, видимо, нажал какую-то невидимую кнопку, потому что в дверях кабинета неожиданно появился один из молодцев, доставивших Гурова «в гости».

– Проводи милиционера, Костя! – приветливо сказал Воронков.

– Прикажете отвезти? – озабоченно спросил громила.

Воронков покачал головой и злорадно улыбнулся.

– Ни в коем случае! – сказал он. – Полковник хочет немного перед сном прогуляться.

Гурову ужасно не повезло. В отличие от Крячко, попутки с покрышками судьба ему не послала. Когда ворота воронковской усадьбы с громом захлопнулись за его спиной и Гуров остался в одиночестве посреди холодного непроглядного пространства, как ни странно, больше всего он жалел о том, что не успел как следует прибрать свой пистолет и позволил чужому человеку прикрыть его дурацкой подушкой. Теперь эта история вызовет у Крячко недельный приступ безудержного веселья.

Все остальное волновало его гораздо меньше. Он даже не испугался как следует. Гуров был убежден, что у Воронкова не хватит духу приказать, чтобы его прикончили. Пожалуй, для этого человека стало уже большой неожиданностью и то, что смертью Подгайского вплотную заинтересовались московские органы. Гурову показалось, что Воронков изначально не был готов к этому. У себя в области он сумел обставить все наилучшим образом, но состязаться с федеральными службами пока побаивался, несмотря на хвастливые заявления.

С его стороны следовало ожидать каких-то шагов, но вряд ли теперь они будут столь же зловещи. Мясорубку в Моисеевом лесу Гуров оставлял целиком на совести местных кадров – там они спасали только себя. Спасали неловко, грязно – так, как умели. Воронков вряд ли знает об этом. «Когда узнает – за голову схватится, – весело подумал Гуров. – Самонадеянны вы очень, Анатолий Федорович! На бездарей полагаетесь. Думаете, что ваше вдохновляющее слово чудеса творить будет?»

В поисках попутного транспорта Гуров прошагал на холодном ветру под дождем добрых два часа. Но, как назло, ни одной машины, идущей в сторону Наката, ему не попалось. Потом машины вообще перестали останавливаться, и Гуров, плюнув на все, провел остаток ночи в будке путевого обходчика, которую обнаружил возле переезда. Обходчик попался душевный и нелюбопытный. Он накормил Гурова и напоил его чаем, а утром помог сесть на рейсовый автобус, идущий в Накат.

Вернувшись в поселок, Гуров сломя голову помчался в гостиницу, лелея надежду, что все еще можно поправить, и Крячко, занятый своими охранными делами, не обнаружил вопиющего факта неправильного хранения оружия.

Первое, что он увидел, ворвавшись в номер – это помятую, но чрезвычайно довольную физиономию Стаса. Тот полулежал на кровати и добрыми глазами ел Гурова. А улыбка на его губах расползалась все шире и шире.

– С приездом, Лева! – провозгласил он. – Прямо оттуда?

– Откуда оттуда? – недовольно спросил Гуров, останавливаясь и стараясь не смотреть на свою постель. Ему показалось, что подушка лежит совсем не так, как ее оставил вчерашний громила. – А почему ты не в больнице? Что, если Савинов сбежит? Или его прирежут прямо в палате?