Иван Лазутин - Сержант милиции

С похмелья у Князя болела голова, а во рту ощущался неприятный осадок табака и водочного перегара от ночной попойки. Его слегка подташнивало. Обшарив карманы, он нашел всего три измятых рубля и несколько медных монет. А нужно было опохмелиться, позавтракать и купить папирос. Лицо старика Князю вдруг показалось неприятным и злым. Испытывая чувство голодного человека, у которого прямо изо рта вырвали кусок хлеба, он ненавистным взглядом покосился на широкую серую бороду уральца, на его кустистые брови, из-под которых смотрели ясные и молодые глаза.

Перед уходом Князю захотелось хоть чем-нибудь да насолить старику. Мысль о том, что теперь необходимо покидать вокзал (а его Князь считал местом «королевской охоты»), вызвала еще большую неприязнь к «земляку».

«Ну, старик, держись! Иду на фигуру высшего пилотажа!» — решил Князь и взглядом дал понять Серому, чтоб тот посильней «нажал» на уральца. Значение этого взгляда понял и Толик, который курил и сидел молча, посматривая то на Серого, то на жертву. Ему было жалко старика, от которого веяло первозданной искренностью провинциала, но мешать Князю, уже доставшему записную книжку, где он обычно хранил бритвенные лезвия, Толик не решался.

Пока Серый напирал на деда, а дед оправдывался, Князь так ловко срезал с него полевую сумку, что никто, кроме Толика, этого не заметил.

Ценного в сумке ничего не оказалось, и Князь аккуратно приткнул ее между чемоданом и мешком спящей женщины. Оставаться дальше было уже рискованно — ремень полевой сумки легко провисал на плече старика, еще не оправившегося от конфуза.

Князь встал и, вежливо улыбаясь, распрощался с уральцем.

— Ну, дедунь, если буду в Верхнеуральске — обязательно зайду в гости. А сейчас — пока, бывай здоров.

Вслед за Князем отошли Толик и Серый. Все трое они скрылись в монотонно гудевшей толчее вокзала.

Не прошло и полминуты после их ухода, как старик обнаружил исчезновение сумки.

— Вот те раз. Вот те раз. Ремень здесь, а сумки нет! — кружился он на одном месте, еще не сообразив, что произошло. Но, поняв, что его обокрали, он закричал:

— Милиция! Обокрали! Обокрали!..

Когда на шум подоспел милиционер, старик совсем случайно увидел кончик ремня своей сумки в вещах спящей соседки.

Рывком он вытащил сумку из-под ее мешка и завопил еще громче:

— Вот она! Вот она, воровка!

Испугавшаяся спросонья женщина в первую минуту не могла ничего сказать, а лишь водила по сторонам большими глазами.

— Гражданин, успокойтесь. Женщина тут ни при чем Она спала, — вмешался подбежавший сержант и оттащил старика в сторону.

— Спала?! А как в ее мешках моя сумка очутилась? Ишь ты, спала!.. Знаем мы, как они спят! — не утихал уралец, проверяя, все ли в сумке цело.

Немного успокоившись, старик заметил, что ремень был перерезан чем-то острым, так как места пореза глянцевито блестели, и понял, что соседку он обидел напрасно.

— Вот шпана. Ну и шпана. Под самым носом срезали. Ведь под самым носом. Заговорили зубы и срезали…

В то время как разыгралась история с сумкой, привлекшая внимание многих пассажиров, Князь, Толик и Серый в другом зале преспокойно тянули за стойкой буфета пиво и смеялись над стариком.

Посматривая на часы, Князь изредка бросал тревожный взгляд в сторону, откуда они только что пришли. Он знал, что оставаться в вокзале дольше рискованно, но и не хотел уходить. Он любил этот вокзал.

Размешивая в пиве соль, Князь решил сделать «третий заход». Его чистая работа с сумкой, которая Толиком и Серым была признана «люксовской», разожгла в нем спортивный азарт вора.

— Что, пойдем под занавес? — многозначительно спросил у него Толик и поставил на стойку кружку.

«Выходом под занавес» у атамана было принято называть третью рискованную кражу после двух неудавшихся.

Князь ничего не ответил и продолжал пристально всматриваться в глубину вокзала.

Стараясь смягчить чем-нибудь неприятное молчание, Толик снова вспомнил про сумку старика.

— А все-таки зря, ты, Князь, не прихватил нюхательный табачок. Вот бы дед дорогой тосковал без него.

— Зато я кое-что захватил. Уральское сальце. Ветчинка. Люблю пиво под ветчинку, — вмешался Серый и, подмигнув левым глазом, вытащил из кармана кусок ветчины, завернутый в чистую холщовую тряпку.

Князь и Толик видели эту тряпку торчавшей из правого кармана старика.

Князь молча, сверху вниз, посмотрел на Серого, потом на ветчину. Но его молчание для Серого было хуже всякой брани. Он охотнее бы принял крепкую оплеуху главаря, чем этот взгляд. Все так же молча Князь вырвал из рук Серого ветчину и бросил ее в урну.

— Ты что, засыпаться хочешь? — тихо, почти шепотом спросил он и улыбнулся так, что от его кривой улыбки Серый втянул голову в плечи.

Серый не отвечал. Ни Князь, ни Толик не заметили, какими жадными глазами взглянул он на урну с вокзальными отбросами.

— Подлюга! Сколько раз я тебя уродовал, а ты все за свое, — прошипел Князь.

— Гражданка, потерявшая ребенка по имени Нина, зайдите в детскую комнату отделения милиции вокзала, — разнесся под сводами мощный голос диктора.

А через пять минут Князь, Толик и Серый видели, как мимо них прошла та самая молодая женщина, которая совсем недавно металась у билетных касс в поисках дочери. На ее глазах стояли слезы. Прижимая к груди девочку, она шла, в зал транзитных пассажиров. Ее чемодан нес молоденький сержант милиции. Он был доволен не меньше матери.

— На выход под занавес не больше десяти минут. Начнем с этого, — сказал Князь и показал глазами на высокого юношу у буфета.

Это был Алексей Северцев. Стоя в очереди в камеру хранения ручного багажа, он захотел пить, и это привело его в буфет. Поставив чемодан, он попросил бутылку фруктовой воды.

Князь взглядом дал знак Толику и Серому, чтоб они пока отошли. Когда будет нужно, он их позовет.

— Разве московские гости пьют фруктовую воду?

Алексей повернулся на голос, прозвучавший мягко и приятно. Перед ним стоял незнакомый интеллигентный мужчина.

Незнакомец улыбнулся и продолжал в дружеском тоне:

— Пиво! Рекомендую! Такого пива, дружище, ты у себя в деревне не пил.

Северцев застенчиво кивнул головой и вместо фруктовой воды попросил кружку пива.

— А первое дело к пиву — это бутерброд с икоркой, — мягко поучал Князь. — Нужно, брат, привыкать к столичной культуре.

Северцев благодарно улыбнулся и заказал бутерброд с икрой. По натуре он быстро сходился с людьми, а сосед за стойкой ему показался добродушным и общительным.

После выпитой кружки глаза Северцева заблестели, и ему захотелось поговорить, высказать свое первое впечатление о Москве. Он заказал еще две кружки.