Джозеф Уэмбо - Новые центурионы

— Можешь оставить их себе, — сказал Серж. — А мы пошли.

— Возьмем вот этого, — сказал Морщинистый. — А все остальные грабители могут разнести свои задницы по домам. Только не выпускайте их обратно на улицу.

Дженкинс и Питере согласились с тем, что спустя двенадцать часов, проведенных на дежурстве, им не повредит съездить в участок на Семьдесят седьмой: возможно, наконец их сменят. Вроде бы стало поспокойнее. Пусть Уоттский опорный пункт и находился в довольно трудном положении, которое можно было бы назвать «снайперской осадой», но полицейских сил здесь хватало, а потому Серж направил машину в участок, размышляя по дороге о том, что не погиб, как герой из книжек, не погиб, хоть и нервничал да был сбит с толку ничуть не меньше ихнего. Внезапно он вспомнил, что в прошлом месяце, во время двухдневного безвылазного пребывания в своей квартирке, прочел книгу Т.Э.Лоуренса <���Лоуренс, Томас Эдуард (1888–1935) — известный британский разведчик>. Может, романтический книжный героизм подхлестнул в нем непреодолимое и страстное желание захватить мебельный магазин? А потом романтическая затея вылилась в низкопробную комедию, в скверный фарс.

Мариана так и сказала: слишком много он читает книжек. Но разве только в том дело! Все рушится. В последнее время он стал свыкаться с ощущением, что он и сам разваливается на куски, но на куски оказалось разбито все — не на какие-то там две аккуратные половинки, это еще можно было бы понять, — кругом раскиданы одни лишь кривые щепки да осколки, все разбито вдребезги, а сам он в этом хаосе один из общественных «стражей порядка», как ни банально это звучит. И пусть никогда прежде он не чувствовал себя прекраснодушным идеалистом, сейчас, затерянный в темноте, обступаемый со всех сторон огнем, шумом и хаосом, он, нежданно-негаданно получив такую возможность, был должен, обязан создать хотя бы крошечный слепок, миг порядка — в опустошенном мебельном магазине на южном Бродвее. Но что хорошего из этого вышло? Все завершилось так же в точности, как неизменно завершались все его потуги сделать нечто полезное. А потому женитьба на Пауле, пьянки от случая к случаю да проматывание денег ее папаши, похоже, и есть самая подходящая для Сержа Дурана жизнь.

К изумлению всех троих, приехав в участок, они узнали, что их и вправду решили сменить. Коротко буркнув друг другу «пока», они заспешили к своим машинам, не дожидаясь, когда кто-нибудь передумает и заставит их остаться на дежурстве до утра. Домой Серж ехал по Портовому шоссе, небо по-прежнему дышало алым жаром, но уже явственно ощущалось, что Национальная гвардия свое дело делает. Пожаров было уже меньше, а добравшись до Джефферсонского бульвара и оглядевшись, Серж не увидел их вообще. Вместо того чтобы прямиком ехать домой, он остановил машину у работавшего ночь напролет буфета на Бойл-хайтс и впервые за тринадцать часов, вернувшись в Холленбекский округ, почувствовал себя в безопасности.

Ночной буфетчик знал Сержа как сотрудника по делам несовершеннолетних и никогда не видел его в форме. Когда тот вошел и сел в пустом зале, он покачал головой.

— Ну как там? — спросил буфетчик.

— Еще хреново, — ответил Серж, пробегая пальцами по волосам, из-за шлема, сажи и пота липким и спутанным. Руки были отвратительно грязны, но уборной для клиентов тут не было, и Серж решил: выпью чашечку кофе, а там домой.

— Почти и не признал вас в форме, — сказал ночной буфетчик. — Обычно вы всегда в костюме.

— Сегодня все мы в форме, — сказал Серж.

— Ага, понимаю, — сказал буфетчик, и Серж подумал, что редкие усики, несмотря на его высокий рост, придают ему сходство с Кантинфласом.

— Хороший кофе, — сказал Серж. Сигарета тоже была хороша. От горячего кофе желудок окончательно освободился от спазмов.

— Ума не приложу, зачем боссу нужно, чтоб я тут торчал, — сказал буфетчик. — Всего-то и было, что пара-другая клиентов. Из-за этих «mallate» все сидят в своих четырех стенах… Мне не следовало произносить это слово. «Ниггер» — ужасное слово, а «mallate», хоть означает то же самое, — еще хуже.

— Да.

— Не думаю, что черные попытаются спалить Ист-Сайд. С нами, мексиканцами, они не ладят, зато уважают. Знают, что, коли попытаются спалить наши дома, мы их поубиваем. Англос они не боятся. Никто не боится англос. Слабеет ваш народ.

— Если и так, то меня это не удивляет, — сказал Серж.

— Я заметил, что в этой стране мексиканца вынуждают жить бок о бок с черными только потому, что он беден. Когда я только сюда приехал, мексиканцы хотели разъединиться с черными. Черный совсем не похож на мексиканца. Они хотели — мексиканцы — жить рядом с англос. Те ведь почти такие же, почти как мы. Но то, что происходило и происходит, — мягкотелость англос, заявления на весь мир, что вы жалеете, мол, что приходится кормить их и содержать, то, как вы лишаете негра чувства собственного достоинства, предоставляя в его распоряжение все, чего его душа ни пожелает, — я начинаю думать, что из-за всего этого мексиканцы станут сторониться и чураться англос, и начинаю думать, что поделом.

Ничего, что я говорю вам такие вещи? Я вас случаем не обижу? Что-то очень много болтаю сегодня. Из-за этого мятежа у меня сердце болью заходится.

— Я не из тех англос, которых легко обидеть, — сказал Серж. — Можете говорить со мной так, словно я мексиканец.

— Кое-кто из полицейских, работающих в barrios <���район, округ (исп.)>, и впрямь напоминает мне мексиканцев, — улыбнулся буфетчик. — Вы, сеньор, даже немного похожи на мексиканца, взять хоть ваши глаза… Так мне кажется.

— Вы считаете?

— Я говорил в том смысле… Ну все равно как комплимент.

— Ясно.

— Когда двенадцать лет назад я приехал в эту страну, я думал, это плохо, что мексиканцы большей частью живут здесь, в Ист-Сайде, оберегая и почитая старые обычаи. Я думал даже, что нам не след учить детей la lengua <���язык (исп.)>, что их надобно учить тому, что сделает их настоящими американцами. Я присмотрелся поближе и считаю, что местные англос здесь принимают нас так же почти, как и самих англос. Раньше я гордился тем, что меня принимают, как какого-нибудь англос, я ведь помню, как плохо обращались с мексиканцами еще совсем недавно. Но покуда наблюдал за тем, как вы слабеете и страшитесь, что вас перестанет любить весь мир, я думал уже: смотри-ка, Армандо, Mira, hombre, los gabachos <���смотри-ка, друг, на этих ребят (исп.)>, нечему завидовать. Даже если б ты мог, все равно не стал бы одним из них. Если кто-то захочет спалить твой дом или приставить нож к твоему брюху, ты убьешь его — и плевать, какого цвета у него кожа.

Если он нарушит твои законы, ты докажешь ему, что поступать так очень рискованно. И младенцу известно, что нельзя брать в руки горящий уголек, а после дуть на него и верить, что он погаснет. Разве гринго не учат этому своих детей?