Джозеф Уэмбо - Новые центурионы

— В чем дело, малыш? — спросил Гэнт, подойдя к Рою, все так же державшему у губ носовой платок.

— Немного повздорил там, внутри.

— Правда? — Гэнт положил ему руки на плечи.

— Тошнит, — сказал Рой.

— Ты не ранен? — спросил Гэнт, внимательно вглядываясь в его лицо широко открытыми глазами.

— Только тошнит, — сказал Рой, мотая головой. — Я просто видел, как во вселенскую задницу впивается голубая клизма.

— Вот как? Что ж, привыкай, малыш, — сказал Гэнт. — Скоро все, чего ты тут насмотрелся, станет законным.

— Давайте-ка сматываться отсюда, — окликнул их Симеоне из-за баранки автомобиля, кивая на медленно ползущую желтую поливальную машину, осторожно крадущуюся по Мэйн-стрит. Рой и Гэнт протиснулись в салон, где уже сидели арестованные и Симеоне с Ранатти.

Когда они отъехали от бара, Рой высунулся из окна и увидел, как поливалка ударила тугой водяной струей, заливая брызгами улицу и тротуар у «Пещеры». Машина шипела и урчала, а Рой все глядел, как смывается и уличная грязь, и вся эта мерзость…

Интересно, думал Серж, доводилось ли кому-нибудь из его однокашников выполнять задание, переодевшись в штатское? Пожалуй, разве что Фелеру или Айзенбергу — у «нравов» или в уголовном отделе, — может, еще одному-двум, но уж наверняка не многим. Когда сержант Фаррелл спросил его, не желает ли он этот месяц поработать на спецмашинах (коли справишься, добавил он, можешь получить и постоянное назначение), Серж был изумлен.

И вот уже шла вторая неделя его работы в новом качестве. Он и не подозревал, насколько удобнее нести полицейскую службу в штатском костюме, чем в тяжелом шерстяном мундире с громоздким ремнем — стариной Сэмом Брауном. Массивный «смит-вессон» он заменил на новенький и легкий кольт, купив его на последнюю получку.

Он догадался, что для работы на спецмашине сержанту его порекомендовал Мильтон. С Фарреллом они были дружны, и, похоже, сержант испытывал к бывалому служаке искреннюю симпатию и уважение. Как бы там ни было, а Серж здесь. Это просто счастье — хотя б на время отдохнуть от черно-белой патрульной машины. И не только потому, что уличным бродягам невдомек, кто эти два прилично одетых мистера, медленно разъезжающие в дешевеньком четырехдверном «плимуте», разглядывающие дома и людей. По крайней мере теперь они оба неприметны — ровно настолько, чтобы избежать бесчисленного множества хлопот, возникающих тогда, когда бесчисленное множество людей начинает нуждаться в полицейском, полагая, что тот обязан решить бесчисленное множество их проблем, для чего он, кстати, не слишком-то пригоден, и тем не менее он, полицейский, должен хотя бы попробовать их разрешить, ибо в отличие от других представителей власти доступен для общения и традиционно уязвим для критики.

Сержу удалось выпустить разом три колечка дыма, почти идеальных, если б не налетевший ветерок, тем более приятный, что лето выдалось очень жарким и ночи не бывали такими прохладными, как это свойственно Лос-Анджелесу.

Напарнику Сержа, Гарри Рэлстону, было, похоже, понятно его состояние.

— По-моему, тебе начинает нравиться кататься в спецмашине, — усмехнулся он, повернувшись к развалившемуся на сиденье Сержу. Тот не отрывал восхищенных глаз от томной девицы в облепившем ее роскошные формы белом бумажном платье.

— Это мне начинает нравиться, — улыбнулся Серж.

— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Здорово, поди, вылезти из мундира?

— Здорово.

— Я таскал его восемь лет, — сказал Рэлстон. — И был сыт по горло. А на спецмашинах вот уже пять годков, но до сих пор не разочаровался. Куда там вашему патрулю!

— Мне предстоит еще многому научиться, — сказал Серж.

— Научишься, никуда не денешься. С патрулем не сравнить, здесь все иначе. Да ты уж и сам это понял.

Серж кивнул и уронил сигарету за окно. Сидя в патрульной, он никогда бы не позволил себе подобной вольности: всегда найдется какой-нибудь добропорядочный гражданин, жаждущий записать номер автомобиля, чтобы потом радостно доложить сержанту, как на его глазах патруль нарушил правила уличного движения, швырнув из машины на улицу «какой-то горящий предмет».

— Готов к осуществлению действий по коду номер семь? — спросил Рэлстон, посмотрев на часы. — Девяти еще нет, но я голоден как черт.

— Что-что, а покушать я умею, — сказал Серж, взявшись за микрофон. — Четыре-Фрэнк-Один, угол Бруклина и Мотт-стрит. Запрашиваем код номер семь.

— Четыре-Фрэнк-Один, даю добро, — сказал оператор, и Серж тоже проверил часы. То, что управление определило им рабочий день в восемь часов плюс сорок пять минут, его раздражало. Но уж коли три четверти часа были его кровным временем, он хотел использовать его сполна, вплоть до последней минутки.

— Хэлло, мистер Розалес, — сказал Рэлстон, когда они расположились в кабинке у дальней стены рядом с кухней. От печей сюда шел жар и было шумно, но Рэлстон любил находиться поближе к кухонным запахам. Человек, живущий, чтобы есть, подумал Серж о напарнике, а сухопарая долговязость — маневр, скрывающий его невероятный аппетит.

— Добрый вечер, сеньоры, — улыбнулся старик, выходя из-за стойки, за которой сидели еще трое посетителей. Он протер тряпкой стол, хоть в том не было нужды. Ослепительно белым полотенцем, перекинутым через покатое плечо, он отполировал изнутри и без того сверкавший стакан Рэлстона и лишь потом наполнил оба стакана водой. Пышные усы старику очень к лицу, подумал Серж. — Чего пожелают сеньоры? — спросил мистер Розалес, подавая каждому из них написанное от руки печатными буквами и поделенное надвое меню: справа — испанские названия блюд, слева — их английские эквиваленты, и те, и другие нацарапаны с орфографическими ошибками. Они могут прожить здесь целую жизнь, но так и не выучить английский, подумал Серж. Так же, впрочем, как и испанский. Вместо двух языков — странная смесь обоих, над которой хохочут образованные мексиканцы с их прежней родины.

— Я попробую huevos rancheros <���яичница с томатным соусом (исп)>, — сказал Рэлстон с акцентом, заставившим Сержа невольно содрогнуться.

Однако старику, похоже, пришлась по душе попытка Рэлстона изъясниться на чужом языке.

— А вы, сеньор?

— Ну а я выбираю chile relleno <���перец, фаршированный мясом (исп.)>, — ответил Серж, чьи лингвистические способности, судя по произношению, оказались ничуть не лучше, чем у напарника. Теперь уже всем полицейским было известно, что Дуран вовсе не говорит по-испански, кое-как перебиваясь лишь несколькими словами.

— Чую запах лука и зеленого перца, — сказал Рэлстон, пока пухленькая и маленькая жена мистера Розалеса занималась стряпней в задней комнатке, переделанной под плохо проветриваемую кухню.