Ольга Лаврова - Подпасок с огурцом

— И на радостях никто не подумал, а зачем сложено?

— Естественно. Посмотрел я собаку в работе. По следу идет, но сбивается, возвращается, нервничает. А мне говорят: «Тогда она птицей летела!»

— Укрепили след!

— Угу. Натри подошвы копченой колбасой — любая дворняга птицей полетит.

— А какой музейный сторож? Да сядь ты, Саша, не мотайся.

— Могу и сесть. Сторож — голубое создание. Я его из подозреваемых вычеркиваю.

— Так… Но раз сумели отключить технику, то консультировал кто-то из тамошних.

— Не обязательно. Тут такая штука: городок стоит на туристской трассе, и месяц, в который произошла кража, был рекордным по числу посетителей.

— А при чем статистика?

— При том, Паша, что сигнализацию проводили и опробовали в рабочие часы музея. Практически на глазах этого самого рекордного числа посетителей.

— Идиоты.

— Примерно то же самое я сказал прорабу… в более крепких выражениях.

— И он?

Томин машет рукой.

— Объяснил, что все люди работают в рабочее время, оно потому и называется рабочее, а в нерабочее время люди не работают. И что обеспечение секретности — дело той организации, которая приглашает. Разумно?

— А у директора музея тоже есть разумное объяснение?

— Он отговаривается, что публика — дура, и разницы между сигнализацией и простой электропроводкой уловить не способна… Засим тележка опустела. Предлагается в неограниченном количестве туман.

Теперь Пал Палыч вышагивает взад-вперед, а Томин наблюдает за ним с дивана.

— Значит, на месте ни единой зацепки?

— По первому заходу — голо, Паша. Надо плотно садиться и процеживать всех и вся сквозь мелкое ситечко.

— Слушай, пошли кого-нибудь! Там уже полгода минуло, все, что люди могли забыть, — забыли, след простыл. А здесь — еще теплый, здесь ты сейчас нужнее.

— Попробую… Директор музея в коридоре. Звать?

— Зови, чего тянуть.

Томин приглашает Пчелкина: тот входит, заметно нервничая.

— Разрешите? Здравствуйте, — он смотрит на Пал Палыча и вдруг с облегчением всплескивает руками: — Павел… Это ты?! Вот свела судьба старых друзей!

Пчелкину радость — Знаменскому досада. Вовсе ни к чему ему Пчелкин в качестве подследственного!

В кабинете Скопина собралась вся тройка.

— Друзьями мы не были, хотя знакомство давнее, — хмуро говорит Знаменский. — Правда, лет десять не встречались, но у меня о Пчелкине твердое мнение. К сожалению, плохое. Просил бы освободить от объяснений, что и почему.

— Нет уж, Пал Палыч, потрудитесь назвать причину, — возражает Скопин.

— Ну хорошо… Пчелкин бывал в одной близкой мне семье. Считался женихом. Но обошелся без загса и смотал удочки. Конечно, не он первый, не он последний. Но… есть подробности, которых простить нельзя. В общем, Пчелкин мне решительно неприятен! А его действия предстоит объективно оценить. Мне это трудно — могу поддаться предубеждению. Потому считаю для себя неэтичным вести дело дальше. — Он кладет на стол папку.

Скопин щурит глаза.

— Значит, самоотвод? В горячее дело с ходу вводить нового следователя?.. Вынужден согласиться, — неожиданно заканчивает Скопин.

— Вадим Александрович, вы допускаете, что Пал Палыч может быть необъективен?! — Кибрит ушам не верит.

— Вполне допускаю, Зинаида Яновна. Постоянно держа в уме, что он предубежден, Пал Палыч не способен на объективность. Он же станет на каждом шагу бояться личной неприязни! Улики против директора, чего доброго, припишет этой своей неприязни и преуменьшит его вину… Пал Палыч, напишите рапорт.

— Хорошо.

— Вам досадно? — обращается Скопин к Томину и Кибрит. — Мне тоже, уверяю вас. — Он включает переговорное устройство.

— Зыков на месте?.. Вернется — срочно ко мне. — И снова к Томину и Кибрит. — Вы с ним работали?

Оба отрицательно качают головой.

— Последние дела Зыков провел удачно, хотя опыта маловато. Ну ничего, будет советоваться.

Знаменский достает из папки листок:

— На ближайшие дни я составил себе план.

— Давайте сюда, Зинаида Яновна?

— Первоочередное — это сравнительная экспертиза обеих картин: из музея и из таможни. Надеюсь договориться в Центральных реставрационных мастерских. Там и специалисты и аппаратура.

— Я бы проверил на подлинность все картины, которые крались-возвращались, товарищ полковник, — предлагает Томин.

— Согласен, с этим медлить не годится. Подумайте, Зинаида Яновна, кого направить в музей. А на что мы можем рассчитывать со стороны угрозыска?

— Пока общая разведка, товарищ полковник. Область для меня новая, люди новые. — Томин смотрит сумрачно: самоотвод Пал Палыча испортил настроение.

А тому вдвойне обидно: начало раскручиваться занятное дело, а пойдет дальше без него…

У комиссионного магазина, торгующего антиквариатом, роятся группки людей. Интеллигентный пожилой человек сидит на выступе фундамента, веером держа в руке кисточки, предназначенные на продажу. Похаживает взад-вперед парень с книгой альбомного формата в яркой суперобложке. Кто-то стоит с объемистой хозяйственной сумкой; когда к нему обращаются, с достоинством приоткрывает сумку, показывая, чем он торгует.

Здесь нет атмосферы вульгарной толкучки. Скорее нечто вроде примагазинного уличного клуба по интересам, где собираются коллекционеры, но мелькают и «жучки».

За широкой полосой газона, отделяющего комиссионку от проезжей части улицы, останавливается такси. В машине Томин и художник Орлов. Дальнейший разговор они ведут на ходу.

— Вы только представьте меня двум-трем завсегдатаям и бросайте. Опекать не надо.

— Хорошо, Александр Николаевич, постараюсь.

Приближаясь к магазину, Орлов высматривает знакомых Какая-то женщина ему кивает, и он обрадованно представляет ей Томина.

— Томочка, познакомься, пожалуйста, мой друг. Я у него отдыхал на юге.

Женщина нехотя отрывается от нескольких людей, с которыми разговаривала, и окидывает взглядом Томина. Перед ней достоверный уроженец субтропиков — из породы тех, кто весьма доходно эксплуатирует климатическое преимущество этого края.

— Вот заболел человек любовью к прекрасному, — смущенно сообщает Орлов.

— Тяжелый случай, — роняет Тамара.

За спиной Томина кто-то хмыкает: «Осложнение после урожая фруктов».

Оттеснив Тамару немного в сторону, Орлов говорит:

— Томочка, моего друга потянуло на собирательство.

— Что же он собирает? — в тон Орлову Тамара понижает голос,

— Бессистемно, как всякий новичок. Ему надо помочь…

— Лично у меня для новичка ничего нет.

— Ты хоть познакомь его с кем-нибудь. Я обещал, неудобно.

— Ну пойдемте, — усмехается Тамара.

Они направляются к ближайшей группе.