Ольга Лаврова - Третейский судья

Через известное время постоянного посетителя кто надо заметил. Проследили, установили личность и место работы. Сигнализировали в райком. Райком — в партком. В решении записали: «Буржуазное разложение и аморальное поведение». Так что Ландышев, тогдашний Крысин, задушил свою тягу к ипподрому в зародыше. Однако теперь, когда ему не надо было выбиваться в люди по научной части, он регулярно ходил на бега, предпочитая этот, по нынешним временам невинный вид азартной игры всяким боулингам и казино…

…На ипподроме очередной заезд.

Ландышев активно «болеет». Рядом волнуется Руслан и скучают два совершенно равнодушных охранника.

— Ну, ну, ну… Прибавь, прибавь… Ну же!.. Эх! — расстраивается Ландышев.

«Его» лошадь не выиграла.

— Даже ноги замерзли, — жалуется он Руслану. — Я говорю: ноги замерзли.

Руслан достает фляжку. Ландышев рвет билеты и делает несколько глотков, закидывая голову, — фляжка уже наполовину пуста. Мобильный телефон Ландышева сигналит.

— Да?.. А что такое?.. Сейчас подойду, — недовольно отвечает Ландышев.

И пробирается к выходу вместе с Русланом и охранниками. Те держатся близко сзади и спереди, раздвигая встречных. В народе есть на этот случай поговорка: «Шире грязь — навоз ползет».

Ландышева ждет в немноголюдном месте Авдеев.

— Здорово, — Ландышев чуть разомлел от «согревания ног». — Что за спешка?

— Вызывают в МВД, непонятно зачем. Что, если из-за нашего спора?

Ландышев кривит губы. На бега он пришел, чтобы расслабиться, снять напряжение, и на тебе!

— Меня тоже. Тебя когда?

— Завтра в десять.

— Значит, вместе. Я думал, прежняя история… Но раз вместе… надо согласовать показания. Почему ты у меня стал страховаться?

— Репутация надежная, охрана грузов.

— Так. Сколько раз встречались? Кто познакомил?

— Давай решим.

— Ты пришел по объявлению в газете, — решает Ландышев. — Со мной виделся при подписании договора — и всё. Смотри, чего не ляпни в простоте души.

Слышен звон колокола, означающий новый заезд. Ландышев с сожалением оглядывается.

— Мои секреты небольшие. За собой смотри, — огрызается Авдеев.

Слова его усиливают впечатление Ландышева, что компаньон настроен нелояльно.

— Знаешь, — лицемерно начинает он, — может, нам уладить конфликт мирно? Сдался тебе этот народный заседатель.

— Заплатишь страховку?

— Четверть. И скажи большое спасибо.

— Не могу. Пусть как третейский судья решит.

Они прощаются сдержанно-враждебно, и Ландышев сверлит спину Авдеева злыми глазами.

— Видал, как он на него надеется?! — обращается Ландышев к Руслану, который стоял ближе телохранителей и мог слышать разговор. — Ты Катьку натаскал?

Катьку Руслан натаскал, техникой снабдил, и направляется она на «боевое задание»; к своей миссии девушка относится юмористически.

В тяжелых гостиничных дверях коротко препирается со швейцаром, тыча ему под нос папку с документами, и получает доступ внутрь.

— Я от Ландышева. Вам ведь звонили? Можно войти? — щебечет она, с веселым любопытством оглядывая Коваля.

Тот, посторонившись, пропускает ее в номер.

— Я принесла документы. Тяжелая папка. Я немножко отдохну?

Коваль делает приглашающий жест. Катька присаживается на поручень кресла, не поправляя короткой юбчонки. Коваль открывает папку.

— Вы будете читать эти бумаги сейчас?

Глаза у Катерины бесстыжие, откровенные. Коваль приближается, пристально всматривается в ее лицо, отводит волосы со лба. Если б не выражение глаз, то… Он боится себе признаться, кого ему эта девочка напоминает. Ощущение и болезненное, и сладкое, даже пульс зачастил.

— Как тебя зовут?

— Катерина. Катя.

— Зачем тебя прислали?

— Папку передать… — смеется она. — Но если вам скучно…

Коваль отступает колеблясь. Видя это, Катерина нарочито роняет платочек и смотрит вызывающе.

— Подними-ка платочек, — приказывает Коваль.

Она вытаращивается: не ожидала. Но, поиграв в «гляделки», все же подчиняется.

— Утри нос и иди в постель, — говорит Коваль и указывает на спальню.

А в постели весь смех с Катерины сходит. Она шалеет от его рук, она обнаруживает в себе неведомую пылкость. И после удивленными, сияющими глазами следит за Ковалем.

Как неожиданно обернулось «боевое задание».

— Какой ты… — говорит она. — Ласковый… У тебя давно не было русской женщины?

— Русские женщины теперь везде есть, — отзывается он и думает: «Дурашка. Сладкая маленькая дурашка…»

Она уезжает из гостиницы как барыня на вызванном такси, ночь спит без задних ног, а утро наступает такое лучезарное — под стать настроению, — что кажется, впереди сплошной праздник. Однако надо на работу.

При входе в офис — комната, где собираются охранники. Там сейчас и Руслан. Дверь открыта, Руслану виден коридор.

— Катерина! — окликает он и выходит. — Как вчера наш гость?

— Нормально. — Удобное словечко, им всегда можно прикрыться.

— Не староват?

— Тебе бы его старость! — насмешливо осаживает его девушка и цокает дальше каблучками.

Руслан доволен: стало быть, в порядке Олег Иванович, не укатали крутые горки. Вот бы сесть, поговорить, вспомнить былое! Но раз он — Янов, то нельзя, еще навредишь, пожалуй. Может, ему… может, себе. Он не обрадуется свидетелю. А что касается прослушивания — не маленький он, поостережется.

Пока Руслан это думает, Коваль осматривает свой номер. С помощью специального приборчика через некоторое время обнаруживает «жучка».

Держит в руке, раздумывает — и прикрепляет обратно. Пусть будет, что Катька хорошо исполнила поручение.

Китаева по тихой пешеходной улице приближается к заведению под вывеской «Дом красоты». Тут тебе и аэробика, и косметические процедуры. Это нужно каждый день. Она взглядывает на часы, звонит по мобильнику:

— Горветинспекция? С кем говорю?.. Из МВД России капитан Китаева. Проконсультируйте, пожалуйста, как-то учитывается расход усыпляющих ампул для животных?.. Для крупных… — Некоторое время слушает. — Значит, нет. Спасибо.

Ничего с этими ампулами не получается. Никаких концов. Что-то плохо она помогает Пал Палычу, совестно немножко.

Кабинет у Знаменского хороший, даже Томину по французским меркам понравился. Все как надо, все под рукой, но абсолютно ничего лишнего, глазу, что называется, не на чем отдохнуть. Это не случайно и не потому, что Пал Палыч обожает казенщину. Просто он не только руководит, но и допрашивает. А помещение, где идут допросы, должно быть голым.

Если на стене висит какой-нибудь, скажем, пейзаж, то независимо от качества живописи допрашиваемый при жестком нажиме может использовать картину, чтобы «уходить» в нее от следователя. Тот наседает: где ты стоял? Когда выстрелил? А подозреваемый мысленно бредет по полевой дорожке, ромашки разглядывает, следователь выпустил его из зоны психологического контроля. Иному хватает незатейливой вазы, чтобы ускользнуть в созерцание…