Ольга Лаврова - Ушел и не вернулся

— Бросьте, неважно. Все это потом.

Скинула туфли, взяла бутерброд с котлетой, чашку чаю и потребовала новостей.

Доклад Знаменского был короток:

— Каждую щель в доме Горобца, каждое полено, все сараи, колодец и остальное — все обследовали. Может быть место кровавого убийства без следов крови?

— Риторический вопрос.

— Значит, Зиночка, если оно произошло, то не у Горобца, это во-первых. И, во-вторых, я засомневался, что он причастен к воровству. А если разоблачений Миловидова он не боялся, то прежний мотив убийства отпадает.

— Отлично, — усмехнулась Зиночка.

— Иронизируем, — упрекнул Томин. — А что ты-то привезла? Ведь не экспертизу же?

— Нет, но кровь по методике мультгрупп обещали проверить. А привезла я вам Мишу и Машу, — Кибрит достала из сумки и вручила друзьям по кукле.

— Рост — сорок сантиметров, телосложения хилого, особые приметы — идиотская улыбка, — прокомментировал Томин, вертя в руках Мишу. — Это подарок?

— Нет, Шурик, это вещдок. На нем брючки из «морской волны». Эти куклы продаются в соседней области: Маша стоит шестнадцать рублей, Миша — десять. Но в Мишином ценнике к нолю пририсовывают маленький хвостик вверх и пускают обоих по одной цене. За это Миши с Машами были арестованы и направлены к нам в НТО. Для экспертизы ценников. Ну мне на всякий случай и сказали, потому что изготавливают их здесь, в городе.

— Кто? — быстро спросил Пал Палыч.

— Комбинат бытового обслуживания, в просторечии — бытовка. Вся кукольная одежонка пошита из материала фабрики, списанного в брак. И, главное, кукол обнаружили в торговле раза в три больше, чем их произвела бытовка по документам!

— Неучтенный брак! — Томин с полупоклоном вернул Мишу Зине.

— А браком заведует Валетный, — добавил Пал Палыч.

— Угу, мой милейший поклонник.

Вооруженный новыми фактами, Пал Палыч взялся за телефон:

— Здравствуйте, Знаменский. Кто из наших ревизоров поближе?.. Добрый вечер, Иван Арсентьевич, срочная просьба. Подберите все, что есть по передаче фабричного брака посторонним организациям… да, пожалуйста, сегодня же. И сразу пришлите мне… — Положил трубку, полистал записную книжку: — Товарищ Потапов?.. Хорошо, что застал. Часа через два потребуется Валетный в горотделе… Договорились.

Он сгреб в охапку кукол:

— Как, ребятки, потолкуем с дядей Валетным? Учиним ему сочный допрос!

— Паша, оставь этих уродов в покое. Чему обрадовался? Давайте не забывать о главном. Неучтенный брак — одно, а первосортное сукно, которое накрыли в магазинах, — совсем другое. Или недопонимаю?

— Допонимаешь, Шурик, — улыбнулась Кибрит.

— Плюс пропавший Миловидов. Вот о чем надо думать!

— Будь добр, посмотри на меня внимательно, проницательный сыщик! Вон Пал Палыч, я вижу, догадывается.

Томин приставил к бровям ладонь, посмотрел, как из-под козырька, на Зинаиду, на Пашу. Оба предвкушают нечто. Зинаида готовится сообщить, Паша — услышать.

— Ох, хитрющая из женщин! Выкладывай, не томи.

— Я еще раз посмотрела то сукно. Оно все в небольших рулонах и без хазовых концов.

— Каких, пардон?

— Наружный конец рулона, Шурик. На нем ставится штамп фабрики и пломба. И мало того, что без хазовых концов, но и линия обреза не машинная — ручная.

— И что сие означает?

— Пусть Пал Палыч скажет, объективно.

— Просто ножницами отрезают куски от рулонов! С того конца, который потом закатывается внутрь!

Кибрит кивнула: мнения совпали.

— Но в таком случае рулоны укорачиваются, — возразил Томин в сомнении.

— А это никого не волнует. Принимают-то по весу, а сдают по метражу.

— Очень мило, — Томин даже несколько опешил. — Два аса с Петровки считали тут с лупой какие-то нити, гонялись за цифрами и мудрили, а у вас под носом примитивно орудовали ножницами?

— Небось и продолжают орудовать, — подал голос Пал Палыч. — Нельзя, чтобы в документах разом подскочила длина рулонов.

— Но сколько можно вот так, с провинциальной наглостью, нарезать?

— Если от каждого хотя бы второго рулона, Шурик, то ого-го! — заверила Зина.

— Вижу только одно подходящее место, где украсть, — сказал Пал Палыч. — После сушки, но до метрования и передачи на склад.

— А сушкой у нас командовал пропавший Миловидов. Значит, в его хозяйстве и отрезали! — заключила Зина.

Вот тебе и загадка-разгадка. И наконец-то оделся плотью противник, которого Знаменский тщетно высматривал в директоре фабрики, в Зурине, Валетном, Горобце. Настоящий противник — организатор дела, его толкач, его хозяин.

Наступил момент, когда все обстоятельства, как стеклышки в калейдоскопе, складывались в новый узор.

— Значит, Миловидов… — произнес Пал Палыч с некоторым даже облегчением. — Что и утверждает Горобец, которому я не верил.

Это давало всему крутой поворот. Надо было сесть и подумать, чтобы не пороть горячку.

Друзья сидели и думали вслух. Думали как один человек. Кто-то начинал фразу, другой подхватывал, третий уточнял.

— Если Горобец не соврал, то ведь не исключено…

— Что рубашечку подбросили!

— Предвидя обыск.

— Предвидя, насколько ситуация будет против Горобца.

— Заранее зная, что она будет против Горобца.

— То есть ситуация создана!

— Но кем?..

И тут Томин схватился за голову:

— Ой-ой… Позор!

— Что, Шурик?

— Лопухнулся я… Ведь была мелочишка, которая не лезла в общую картину! Что Миловидова говорит? «Ушел. Я сидела, ждала его к ужину». Но, по словам соседки, Миловидова в тот вечер раза два выходила, даже вроде бы с сумкой! Молода-ая вдова Алена Дмитриевна… А одну ночь она у матери ночевала — со слов той же соседки, Ольги Фоминичны… Ой-е-ей!..

Мать Миловидовой нянчила внучат у старшей дочери в поселке километров за пятьдесят от города. И Томин, заслушавшись соловьев, не потрудился повидаться с ней и проверить факт ночевки. Да и то сказать, кто бы заподозрил во лжи неутешно оплакивавшую мужа женщину!

(Фраза эта из лермонтовской «Песни про купца Калашникова» помнилась Томину с давних лет, когда он декламировал «Песню» на школьной сцене. Класса до четвертого ему мнилось, что впереди — блестящая актерская карьера).

Не ведая об опасности, нависшей над Валетным, Зурин самолично отправился «вытрясать душу» из Миловидовой.

— Здравствуй, милая, хорошая моя, — поприветствовал он ее с порога.

— Ой, не до вас мне, Петр Иваныч! — ощетинилась та.

— Для эмвэдэ время есть, а для меня нету? Этак, красавица, негоже.

Расставив локти, она загородила Зурину дорогу.

— Да о чем нам с вами говорить?

— Но-но, ты своим бюстгальтером не пугай, есть о чем говорить! — Он решительно протиснулся в комнату. — Некстати, Алена, ерепенишься, я к тебе со всем сочувствием. Ну только нашего с тобой вопроса это не меняет.