Донна Леон - Смерть в чужой стране

— Сколько времени работал с вами сержант Фостер? — спросил он.

Вулф откинулся на спинку стула, посмотрел на фотографию, словно его жена могла бы подсказать ему, а потом ответил:

— Три года.

— Понятно. А как долго находится здесь сержант Дости?

— Около четырех лет.

— Скажите, сержант Вулф, что это был за человек? — спросил Брунетти, снова возвращаясь к убитому.

На этот раз Вулф, прежде чем ответить, справился у своих детей.

— Он был отличным командиром. Его досье скажет об этом. Он предпочитал держать дистанцию, но объяснить это можно тем, что он учился, а к учебе он относился очень серьезно. — Вулф замолчал, словно размышлял, что бы еще такого серьезного сказать. — Он был очень располагающим.

— Прошу прощения? — переспросил Брунетти. Располагающим? Чем таким располагал Фостер? — Боюсь, я вас не понял.

Вулф объяснил с удовольствием:

— Знаете, это то, что вы, итальянцы, называете «simpatico».

— А, — пробормотал Брунетти. На каком странном языке говорят эти люди. И спросил уже более прямо: — Он вам нравился?

Военный был явно удивлен этим вопросом.

— Ну да, наверное. Ну, то есть мы не были друзьями или приятелями, но это был славный парень.

— В чем состояли его непосредственные обязанности? — спросил Брунетти, вынимая из кармана записную книжку.

— Ну, — начал сержант Вулф, сплетя руки за головой и усаживаясь поудобнее на своем стуле, — он должен был следить за квартирами, чтобы их хозяева придерживались принятых стандартов. Ну там, нормальное снабжение горячей водой, нормальное отопление зимой. И еще он должен был следить за тем, чтобы наши, живя на съемных квартирах, не портили эти квартиры или дома. Если хозяин жилья звонит и говорит, что его съемщик нарушает санитарные правила, мы едем туда и проверяем.

— Какого рода бывают эти нарушения? — спросил Брунетти, искренне заинтересованный.

— А, много всякого. Не выносят мусор или оставляют мусор рядом с домом. Или не убирают за своими животными. Много всякого.

— И что вы тогда делаете?

— У нас есть разрешение, то есть нет, право входить в их дома.

— Даже если они возражают?

— Особенно если они возражают, — сказал Вулф, рассмеявшись. — Это обычно верный признак, что там что-то не так.

— И что же?

— Мы осматриваем дом, чтобы выяснить, действительно ли нарушены санитарные правила.

— И часто это происходит?

Вулф хотел было ответить, но потом осекся, и Брунетти понял, что он обдумывает, сколько можно рассказать итальянцу, какой ответ можно дать, когда речь идет об американцах.

— Бывает, — нейтрально ответил он, — случается.

— А потом?

— Мы приказываем навести порядок и докладываем их командиру. Им дается на это определенное время.

— А если они ничего не делают?

— Получают пятнадцатую статью.

Брунетти опять улыбнулся своей вкрадчивой улыбкой:

— Пятнадцатую статью?

— Это такое официальное замечание. Его заносят в личное дело, и это может доставить много неприятностей.

— Например?

— Уменьшат жалованье, или понизят в должности, или даже уволят из армии.

— За грязь в доме? — спросил Брунетти с удивлением.

— Мистер Брунетти, если бы вы видели такие дома, вам бы захотелось выкинуть этих людей из страны. — Он немного помолчал, а потом снова заговорил: — Кроме того, в его обязанности входило инспектирование кухонь в посольствах, особенно, если там кто-то заболевал или, не дай бог, если заболевали многие. В прошлом году в Белграде был гепатит, и ему пришлось отправиться туда и разбираться на месте.

— Что-нибудь еще? — спросил Брунетти.

— Не припоминаю, ничего важного.

Брунетти улыбнулся:

— Я пока не совсем понимаю, сержант Вулф, что считать важным и что — неважным, но мне хотелось бы иметь полное представление о его обязанностях.

Сержант Вулф улыбнулся в ответ на его улыбку:

— Конечно. Я понимаю. Еще он должен был следить, чтобы всем детям, посещающим школу, были сделаны необходимые прививки. Ну знаете, против кори и ветрянки. И следить за тем, чтобы отработанные радиоактивные материалы были утилизированы. И еще он отвечал за статистику и информацию по всему, что связано с санитарией. — Он поднял глаза и закончил: — Это вроде бы все.

— Радиоактивные материалы? — спросил Брунетти.

— Да, рентгеновские трубки из зубной клиники и даже отсюда, из госпиталя. Их необходимо утилизировать особым способом. Не выбросишь же их в мусорку.

— И как это делается?

— Да мы заключили договор с итальянским откатчиком, который приезжает раз в месяц и увозит их отсюда. Майк должен был контролировать это, следить, чтобы все контейнеры были погружены. — Вулф улыбнулся. — Вот и все.

Брунетти тоже улыбнулся и встал:

— Благодарю вас, сержант Вулф. Вы очень помогли.

— Ну, надеюсь, вам что-то пригодится. Мы все любили Майка, и всем нам, ясное дело, хочется, чтобы вы нашли того, кто его убил.

— Да. Конечно, — сказал Брунетти, протягивая руку. — Не стану больше отвлекать вас от работы, сержант.

Американец тоже встал и пожал руку Брунетти. Рукопожатие его было крепким, уверенным.

— Рад быть полезным, сэр. Будут еще вопросы, пожалуйста, приходите, спрашивайте.

— Спасибо, сержант. Может быть.

Он вышел в коридор и вернулся обратно в отдел санинспекции, где снова постучал в дверь. Он подождал немного и, ничего не услышав, вошел. Как он и ожидал, Блю-Моск и Колизей были на месте. Пирамиды исчезли.

Вернувшись в холл, он спросил у проходящей мимо молодой чернокожей женщины-медсестры, где ему найти доктора Питерс. Та сказала, что идет в отделение Б, где работает доктор Питерс, и проводит его туда. На этот раз они пошли в противоположном направлении, через очередную двустворчатую дверь-вертушку, но теперь навстречу попадались люди, все больше одетые в белую униформу или светло-зеленые халаты младшего медперсонала, в отличие от более темно-зеленой военной формы. Они прошли мимо комнаты, на которой было написано, что это послеоперационная палата, потом справа от себя Брунетти услышал громкий детский плач. Он посмотрел на медсестру, которая улыбнулась и покачала головой:

— Трое, все родились на этой неделе.

Брунетти подумалось, что детям вовсе ни к чему рождаться в таком месте, на военном объекте, среди орудий убийства, мундиров и смертоносных проектов. Но потом он вспомнил, что видел здесь, на этом же военном объекте, и библиотеку, и церковку, и плавательный бассейн, и баскин-роббинсовское кафе-мороженое, так что вполне возможно, есть какой-то смысл и в том, что здесь на свет рождаются дети. Потому что все, что он видел здесь, почти не имеет отношения к войне или армии. Понимают ли американцы, подумал он, на что расходуются их деньги? Понимают ли они расточительность, с которой эти средства тратятся? Будучи итальянцем, он допускал, что его правительство серьезно заботится только о том, чтобы швырять деньги на ветер, в основном в сторону друзей членов кабинета, но ему никогда не приходило в голову, что американское правительство занимается тем же самым.