Алистер Маклин - Сувенир, или Кукла на цепочке

И это еще не все! Зачем они заставляли ее звонить, а потом поставили под угрозу и себя, и свои планы, убив Астрид после того, как потратили столько энергии, чтобы убедить меня, что она жива и невредима? Ответ пришел внезапно и сомнений не вызывал. Они кое о чем забыли, и я кое-что запамятовал. Они забыли о том, о чем забыла Мэгги: Астрид не знала номера телефона нового отеля. А я забыл о том, что ни Мэгги, ни Белинда никогда не видели Астрид и не слышали ее голоса.

Я вернулся за угол. Над фронтоном склада все еще покачивалась цепь с крюком на конце, но то, что было на цепи, уже исчезло.

Я сказал полковнику:

— Попросите врача сюда!

Через пару минут появился врач — совсем молодой, на мой взгляд, только что со студенческой скамьи. Должно быть, он был бледнее, чем обычно.

Я резко спросил:

— Она мертва уже несколько часов, не так ли? Он кивнул.

— Часа четыре-пять… точнее боюсь сказать.

— Благодарю вас!

Я в сопровождении де Граафа отправился обратно. Лицо его выражало большой безмолвный вопрос, но сейчас я не был в состоянии отвечать на какие-либо вопросы.

— Это я убил ее! — сказал я. И, возможно, убил еще кое-кого.

— Не понимаю, — протянул де Грааф. Кажется, и Мэгги я послал на смерть.

— Мэгги?

— Простите, вы еще не в курсе. Со мной здесь две девушки, обе из Интерпола. Одну зовут Мэгги, другую — Белинда. Белинда сейчас в отеле «Туринг». — Я дал ему номер телефона. — Сделайте милость, позвоните ей от моего имени. Велите ей запереть дверь и никуда не выходить, пока я сам не свяжусь с ней. Скажите, чтобы она никак не реагировала на телефонные звонки и на записки, если в них не будет слова «Бирмингем». Пожалуйста, позвоните ей сами, хорошо?

— Непременно.

Я кивнул на его машину.

— А с Хайлером вы можете связаться по радиотелефону?

Он отрицательно покачал головой.

Тогда, пожалуйста, с полицейским управлением.

Пока де Грааф говорил со своим шофером, появился угрюмый и мрачный Ван Гельдер. В руках он держал женскую сумочку.

— Астрид Лемэй? — спросил я. — Пожалуйста, отдайте сумочку мне.

Он решительно покачал головой.

— Не могу. Поскольку совершено убийство…

— Отдайте! — распорядился де Грааф.

— Спасибо! — поблагодарил я, а потом начал давать описание: — Пять футов четыре дюйма, длинные черные волосы, голубые глаза, очень красивая, темно-синий костюм, белая блузка и белая сумочка. Она будет в районе…

— Один момент… — Де Грааф повернулся к шоферу, потом сказал мне: — В управлении говорят, что Хайлер не отвечает, словно там все вымерли. Смерть, кажется, в самом деле ходит за вами по пятам, майор Шерман!

— В таком случае я позвоню вам позже, — сказал я и направился к своей машине.

— Я поеду с вами, — сказал Ван Гельдер.

— У вас и здесь полно дел. А там, куда я еду, полиция не нужна.

Ван Гельдер понимающе кивнул.

— Иными словами, вы собрались преступить границы закона.

— Я уже давно их преступил! Астрид Лемэй погибла. Джимми Дюкло погиб. Мэгги, может быть, тоже… Пришло время поговорить с теми людьми, которые несут гибель!

— Мне кажется, вы должны отдать нам свой пистолет, — рассудительно заметил Ван Гельдер.

— А как же я тогда буду с ними разговаривать, черт возьми? С библией в руках, что ли? Буду молиться за спасение душ? Нет, Ван Гельдер, для того чтобы забрать у меня пистолет, надо сначала убить меня.

— У вас есть кое-какие сведения, которые вы от нас скрываете? — осведомился де Грааф.

— Есть.

— В таком случае вы поступаете неосмотрительно, противозаконно, и к тому же невежливо.

Я сел в машину.

— Что касается осмотрительности — поживем — увидим. А вежливость и законность— для меня сейчас категории излишние.

Я завел мотор. Вам Гельдер шагнул было к машине, но я услышал, как де Грааф сказал:

Оставьте его, инспектор! Оставьте! Пусть поступает так, как считает нужным.

Моя манера вести машину при возвращении на Хайлер вряд ли расположила ко мне местных жителей, но мне было наплевать. Если бы я с такой скоростью мчался на обычной машине, я бы стал виновником многочисленных дорожных происшествий, но полицейская мигалка и сирена оказывали почти магическое действие, открывая мне зеленую улицу. Все машины на расстоянии полумили либо сбавляли скорость, либо совсем останавливались, прижимаясь к обочине. На какое-то время за мной увязалась полицейская машина — как будто я вел обычное такси! — но у шофера не было моих побудительных мотивов, и он благоразумно решил, что зарплата не стоит того, чтобы рисковать жизнью. Я знал, что они тут же свяжутся с полицейским управлением, но не боялся, что меня остановят: как только там станет известен номер машины, меня оставят в покое.

Я бы предпочел завершить поездку в обычной машине или на автобусе, так как моя желто-красная слишком бросалась в глаза, но в данный момент важно было выиграть время вопреки' благоразумию. Я шел на компромисс, проделав остаток пути на умеренной скорости, вид желто-красного такси, приближающегося к деревне со скоростью ста миль в час, вызвал бы удивление даже у известных своей невозмутимостью голландцев. Я оставил машину на стоянке, где началось заметное оживление, снял куртку с кобурой и галстук, подвернул рукава рубашки и вышел из машины, небрежно перебросив куртку через левую руку. Под ней покоился пистолет с глушителем.

Погода, славящаяся в Голландии переменчивостью, снова менялась, на сей раз — к лучшему. Когда я выезжал из Амстердама, стало проясняться, и теперь в почти безоблачном небе плыли только клочки ватных облачков, и под жарким солнцем от домов и полей поднимался легкий пар.

Я медленно (но не слишком) подошел к дому, который, по моей просьбе, Мэгги должна была держать под наблюдением.

Теперь дверь оказалась широко раскрытой, и я увидел, что внутри движутся люди, почти все — женщины в национальных нарядах. Время от времени кто-нибудь из них выходил и направлялся в деревню. Или какой-нибудь мужчина выносил коробку, ставил на тачку и уходил туда же. Видимо, здесь располагался центр какого-то кустарного надомного товарищества —'но какого именно, невозможно было определить. Что это совершенно невинный промысел, доказывал тот факт, что любого туриста, которому случалось забрести сюда, радушно приглашали войти и посмотреть. Все, кто заходил, вскоре выходили, так что в доме не должно было быть ничего зловещего. К северу от дома простирались луга, и в отдалении я увидел группу матрон в национальных костюмах, ворошивших сено для просушки. Мужчины Хайлера, видимо, уже выполнили свою часть работы, ибо ни одного из них не было видно.

Мэгги как сквозь землю провалилась. Я вернулся в деревню, купил дымчатые очки — массивные темные очки, скорее привлекавшие внимание, чем служившие маскировкой — поэтому, наверное, их и носят многие, а также бесформенную соломенную шляпу, в которой я постеснялся бы быть найденным мертвым за пределами Хайлера.