Питер Робинсон - Подруга Дьявола

— Тяжелый день? — спросила она.

— Бывали и потяжелее, — ответил Бэнкс. Он потер виски, отгоняя воспоминания о теле Темплтона на прозекторском столе и о беседе с его потерявшими от горя рассудок родителями. — А как вы?

— Длинная пробежка утром и небольшая работа в конце дня.

— Так вы и здесь работаете?

— Да. Скоро мы выпускаем сериал в пяти частях об истории Букеровской премии, поэтому я должна прочесть романы всех лауреатов. Или хотя бы большинства из них. Кто сейчас помнит Перси Говарда Ньюби, первого лауреата, или Джеймса Гордона Фаррелла, который дважды получил премию? — Она прикрыла рот ладонью. — Что это я разболталась? Вы ведь, наверное, есть хотите?

— А здесь подают гамбургеры и картофель фри?

София улыбнулась и покачала головой:

— Вы человек с утонченным гастрономическим вкусом, скажу я вам, — иронически заметила она. — Нет, этого здесь не подают. Но нам приготовят горячий бутерброд из сыра бри с чесноком на багете, ее ли я хорошенько попрошу об этом. Хозяин — старый приятель моего отца.

— Так этого мне вполне хватит, — с улыбкой согласился Бэнкс. — И выпить нам тут тоже дадут?

— О господи! Какой вы нетерпеливый! У вас точно сегодня был тяжелый день. — София жестом подозвала официантку и попросила принести для них по бокалу риохи.

Когда вино принесли, она произнесла тост:

— За великие мысли, которые осеняют нас в полночь.

Бэнкс улыбнулся, и они сдвинули бокалы.

— А у меня для вас подарок, — сказала София, протягивая Бэнксу сверточек в упаковочной бумаге знакомого магазина.

— О! — Бэнкс развернул упаковку и обнаружил диск Тиа Гилмор «Пылающая Дороти». — Спасибо, — поблагодарил он. — Я как раз собирался его купить.

Он не заметил, как тревоги и переживания прошедшего дня притупились, страшные картины и неприкрытое человеческое горе словно отступили на задний план. В баре был богатый ассортимент вин, за столиками сидели пары, негромко и непринужденно беседующие между собой, звучала приятная музыка. Слушая Софию, рассказывающую о работе на Би-би-си, Бэнкс позабыл о своем расследовании. Слегка коснувшись политики, они выяснили, что оба ненавидят Буша, Блэра и войну в Ираке, потом заговорили о Греции — она очень нравилась Бэнксу, а для Софии была родным домом, Дельфы для обоих были самым необычным и притягательным местом во всем мире.

Они допивали по второму бокалу вина, когда принесли горячий бутерброд из бри с чесноком. Когда они доели, в зале уже не было никого, кроме них и официантов. Они говорили о музыке, фильмах, о винах, обсуждали проблемы семьи. Софии нравилось искусство шестидесятых в его современных интерпретациях, фильмы Куросавы, Бергмана и Трюффо. Из вин она предпочитала «Амароне» и баловала себя им, когда позволяли средства. У нее была большая дружная семья. Работу свою София любила еще и потому, что она предоставляла ей массу свободного времени — если, конечно, удавалось организовать все надлежащим образом, — и это время она предпочитала проводить в Греции с родственниками по материнской линии.

Бэнкс был просто счастлив, что мог, потягивая вино, слушать голос Софии, следить за быстро меняющимся выражением ее подвижного лица и бездонных черных глаз. Когда он смотрел на ее губы, то вспоминал о том, единственном поцелуе. Он старательно отводил глаза от ее обнаженных плеч и округлых выпуклостей под блузой, боясь, что у него от одного этого зрелища закружится голова. Бэнкс чувствовал себя рядом с ней так уютно и привычно, что ему казалось, он повстречал эту женщину давным-давно, а ведь он знает Софию всего три дня. «Знаю… — подумал Бэнкс, — да ничего я не знаю о ней».

Совместный вечер подходил к концу, вина осталось по глотку. Коринн Бейли Рей, дева из Лидса, пела «Пока это не случится с тобой». София настояла, что в этот раз расплатится она, после чего ненадолго отлучилась в дамскую комнату. Бэнкс, разглядывая испанские гравюры на стенах, чувствовал, как музыка обволакивает его, нежно покачивает… София, вернувшись, снова села за стол. Бэнкс протянул руку, осторожно накрыл ее мягкую теплую ладонь и почувствовал, что она чуть заметно отвечает на его несмелую ласку. Они некоторое время сидели молча и неподвижно, глядя в глаза друг другу.

— Пойдемте ко мне, — наконец произнес Бэнкс.

София ничего не сказала, глаза ответили за нее. Мужчина и женщина одновременно, как по команде, встали и вышли из зала.

— Главный инспектор Бэнкс, у вас такой вид, будто вы только что сошли с небес, — притворно изумилась суперинтендант Жервез, когда он во вторник, ближе к полудню, негромко постучав в дверь, возник на пороге ее кабинета. — С чем пожаловали? Грандиозный прорыв в расследовании?

— Об этом вам судить, — ответил Бэнкс.

— Заходите и закройте дверь, — приказала Жервез.

— Вы не могли бы спуститься в просмотровую? Я хотел бы вам кое-что показать.

Жервез, прищурившись, внимательно посмотрела на него:

— Вообще-то у меня ни секунды свободной: готовлю отчет по раскрываемости за прошлый месяц.

— Сегодня утром мне позвонили из технического отдела, — начал Бэнкс, когда они спускались по лестнице в подвальный этаж, где находилась просмотровая комната. — Я попросил их кое-где снять помехи с пленки системы видеонаблюдения.

— Это связано с убийством Хейли Дэниэлс?

— Да, — ответил Бэнкс, распахивая перед ней дверь.

В полутемной комнате их ждал Дон Манро, сотрудник технического отдела. Жервез села на стул и оправила юбку.

— Я вся внимание, — объявила она. — Включайте, только поскорее.

Манро склонился к видеомагнитофону, и на экране возникли только что вышедшие из «Фонтана» на рыночную площадь Хейли с приятелями.

— Посмотрите на это, — сказал Бэнкс, указывая на мерцающую полоску света.

— Да? — произнесла Жервез ожидающим пояснений тоном.

— Видите ли, мэм, — ответил Манро, — главный инспектор Бэнкс попросил нас удалить эту помеху в виде мерцающей линии.

— Я понимаю, о чем вы, — перебила его Жервез. — Я недавно в очередной раз смотрела восстановленную копию «Касабланки».

Манро посмотрел на нее восхищенными глазами:

— Мэм, это мой самый любимый фильм.

Жервез одарила его снисходительной улыбкой:

— Давайте лучше продолжим.

— Когда я попытался устранить эту линию, то понял, что это не оптическая помеха и не световая вспышка, а часть светового оформления объекта съемки.

— Часть светового… чего?.. — повторила Жервез, вопросительно глядя на Бэнкса. — О чем он толкует?

— Видите ли, — начал объяснять Бэнкс, — если просмотреть это место внимательно, можно убедиться, что это действительно полоска света, мерцающая и мигающая, что объясняется ее малой яркостью и слабой чувствительностью видеопленки. Она только кажется световой помехой.