Леонид Залата - Волчьи ягоды

Ухватившись за этот вариант, я стал его, как говорят у нас, раскручивать. Поехал на вокзал и по очереди переговорил со всеми работавшими с Гай буфетчицами, с официантками ресторана. Безрезультатно. Никто из них даже не заикнулся о том, что у нее мог быть с кем-то роман. Все в один голос возражали: это отпадает, Ирина Степановна — женщина порядочная, верна семье, уважает мужа, любит своих детей. К слову, это отмечалось и в характеристике с работы, приобщенной к делу.

Таким образом, выходило, что наше с прокурором предположение было явно необоснованным. Что ж, в следственной практике такое бывает, и довольно часто.

Снова пошел к Ивану Анастасьевичу, снова строили версии, что заставило Гай, такую порядочную, добросовестную, авторитетную женщину, пойти на преступление, и куда она могла истратить деньги.

После долгих размышлений решили проверить, не стала ли Гай жертвой какой-то секты и не вносила ли деньги туда.

Прежде всего я поговорил на эту тему с ее мужем Виталием Ивановичем. Он категорически возразил: ничего подобного за женой не замечал, она далека от всяких верований.

Все же я проверил все зарегистрированные сектантские общины города. Ни в одной из них Гай не состояла.

Снова решил поговорить с ней. Она была приветлива, спросила меня, почему так долго не вызывал. Я сослался на большую занятость и, в свою очередь, поинтересовался: разве у нее есть для меня что-то новое?

— Есть, — стараясь показать хорошее настроение, сказала она. — Хочу признаться вам, куда дела деньги. Тогда я разнервничалась, раскричалась, что ничего не скажу, но за эти дни все обдумала и решила: зря это, надо все рассказать. Но хочу вначале заручиться вашим словом, что о моем признании никогда не узнают в семье.

Меня это удивило и насторожило одновременно. Что еще надумала эта женщина? Зачем ей мое слово?

Заверил, что материалы следствия сохраняются в тайне.

Гай тут же поинтересовалась:

— А если дело дойдет до суда?

Объяснил: можно требовать закрытого судебного заседания.

— Хорошо, тогда слушайте, — вздохнула она, выдержав паузу. И поведала мне такое, что я уж никак не ожидал от нее услышать. Поскольку два дня назад сам допускал подобную версию, и возможность ее опровергли близкие Гай люди.

Чуть больше года назад Гай задержалась допоздна на работе и, чтобы побыстрее добраться домой, взяла тут же, возле вокзала, такси. Вместе с ней в машину сел средних лет симпатичный мужчина, объяснив, что он только с поезда и тоже торопится. Выяснилось, ехать им в одном направлении. По дороге шутили, смеялись, говорили о разных пустяках. На своей улице Гай расплатилась с водителем и вышла из машины. За ней вышел и мужчина, отпустив такси. Она спросила, зачем он это сделал, ведь — ему ехать дальше. Ответил: тут, мол, недалеко, дойдет и пешком, ему приятно еще несколько минут побыть с ней. Это, конечно, понравилось ей, но посоветовала ему быстрей идти к жене, которая, наверное, заждалась его. Но он не послушал совета и, взяв ее за руку, спросил, когда и где они встретятся. Она хотела вырвать руку, но не решилась. Однако сказала, что не к лицу приставать на улице к чужим женщинам. Это мужчину не смутило, он продолжал умолять о свидании, пронзая ее своими черными, сверкающими глазами и привораживая белозубой улыбкой. Ох, эти черные глаза, эта улыбка! Она не устояла перед ними и назвала номер рабочего телефона — пускай позвонит, тогда и договорятся. Думала, не позвонит.

Но он позвонил. На следующий же день, в конце смены. Сказал, будет ждать возле вокзала в такси.

С вокзала они поехали в ресторан «Столичный», там у него знакомый администратор. Сидели за отдельным столиком в углу зала. Танцевали. Он был веселый, предупредительный, говорил ей красивые, нежные слова.

С этого началось, а потом покатилось и покатилось колесо с горы да в самую пропасть. Обеды и вечера в ресторанах, прогулки по Днепру, катание по Киеву и за город на такси требовали затрат. Однажды увидела, как он, расплачиваясь за такси, отдал последнюю трешку, и ей стало неудобно. На следующее свидание взяла из выручки сто рублей, и за вечер их как не бывало. Он, правда, возражал, чтобы она платила, но не категорично. Во второй раз воспринял это как должное. А вскоре дошло до того, что, договариваясь о встрече, напоминал о деньгах, поскольку у него, мол, финансовый кризис. И она не могла ему отказать, потому что влюбилась до беспамятства, все готова была для него сделать. Не отказала и когда попросил у нее в первый раз триста рублей, и во второй. Не возражала, когда предложил снять отдельную однокомнатную квартиру для встреч, которую тоже оплачивала она. Сто рублей в месяц. Совершенно рассудок потеряла. И вот теперь настал час расплаты...

Я спросил ее, куда она дела три тысячи рублей, которые сняла со сберегательной книжки.

— Взяла, чтобы покрыть растрату, но у меня их украли в трамвае. Теперь судите, я все рассказала, — она тяжело вздохнула и смолкла.

Некоторое время молчал и я, пораженный ее словами. Молчал и думал: верить или не верить? Рассказывала вроде откровенно, даже с подробностями. Все логично, все в пределах возможного. Но где-то там, в глубине души, на самом ее донышке, шевелился червячок недоверия. Что-то мне казалось в ее рассказе сомнительным, чего-то она не договаривала. Скажем, ни разу не назвала своего любовника по имени, кто он по профессии. И словом не обмолвилась о своей боязни перед мужем. Ведь свободно разъезжать с любовником по Киеву, танцевать с ним в ресторанах, приходить домой поздно — это все не так просто. Хотя, говорят, женщина, когда захочет, и черта обманет.

Решил все эти свои сомнения сразу рассеять.

— Хорошо, — обратился к Гай. — Все, что вы сообщили, можно проверить. Все это могло с вами случиться. Однако ваш рассказ требует многих уточнений, подтверждений. Назовите свидетелей.

Она заерзала на стуле, вытерла пот со лба. На меня старалась не смотреть.

— Понимаете, — выдавила из себя, — это же дело интимное, какие тут уж свидетели.

Я объяснил ей, что в каждом деле бывают свидетели, а в любовном — и подавно.

— Первейшим свидетелем может быть ваш любовник. Назовите его фамилию, имя, отчество, адрес.

— Нет, нет! — подскочила она на стуле. — Его я вам не назову! Ни за что! Он тут ни при чем! Я сама во всем виновата. Сама и отвечать буду!

Стал объяснять, что без свидетелей нам никак не обойтись, хочет она этого или нет. Ни одно следствие без них не обходится.

Но она не захотела и слушать, снова расплакалась, жалуясь на свою горькую долю. Потом заявила, что никаких показаний больше давать не будет.

И снова я ушел ни с чем...

— Трудная, очень трудная у вас работа, — перебил я Евгения. — Мне кажется, я бы никогда не смог работать следователем.