Роберт Пайк - Пуля cтавит точку

Пятница, 9. 10

Лейтенант Кленси из 52-го участка вышел из такси на Фоли-сквер и стал медленно подниматься по широким мраморным ступеням здания уголовного суда. Он был стройным мужчиной лет пятидесяти, чуть выше среднего роста, в неприметном синем костюме и простой белой рубашке с неумело завязанным голубым в полоску галстуком; темно-синяя шляпа не могла скрыть седины, уже начавшей появляться на висках. Тонкое лицо, затененное ее полями, явно выглядело усталым; темные глаза были лишены всякого выражения.

Он задержался на верхних ступенях, явно испытывая соблазн проигнорировать полученную судебную повестку — слишком неприятные воспоминания вызывало учреждение, которое предстояло посетить. А кроме того, он слишком устал и чувствовал это. За последние двое суток ему удалось поспать всего часов шесть, — пришлось разбираться в сложном деле, которое завтра газеты преподнесут, как самое заурядное, да к тому же его поджидал заваленный бумагами стол в полицейском участке, плюс то, что начальник был болен и все дела свалились на него, плюс документы о передаче имущества, которые нужно было либо одобрить, либо изменить, плюс все эти постоянные ссоры, потасовки и мордобои, рапорты о которых ежедневно оказывались у него на столе, причем считалось, что он сможет найти любое решение…

Какое-то время он смотрел на зеленый сквер и на голубей, пустившихся врассыпную на утреннем летнем ветерке и теплом солнышке, и затем вернувшихся обратно, чтобы без видимого интереса поклевать то, что им подсыпали дети, для которых этот сквер был единственной известной им вселенной. Неожиданно он почувствовал, как приятно греет плечи солнце. И также неожиданно подумал, что в такой день нужно быть не здесь. Этот день был создан не для того, чтобы слушать Чалмерса, независимо от того, что тот скажет. В этот день следовало собрать удочки и отправиться за город. Или нужно было хотя бы выспаться.

"— Ну ладно, — подумал он, — никто не заставлял тебя становиться полицейским…"

Он вздохнул, философски пожал плечами и прошел в тяжелые двери.

Лифт быстро доставил его на четвертый этаж тихого в этот час здания и он медленно и устало зашагал по широким пустым коридорам мимо питьевых фонтанчиков в нишах и портретов бывших верховных судей, пылившихся высоко на унылых стенах, в сторону знакомого кабинета. Ненадолго задержался перед матовой стеклянной дверью, прислушиваясь к доносившемуся из-за нее дробному стуку пишущей машинки. Пожав плечами, повернул ручку и вошел.

Секретарша, сидевшая за пишущей машинкой сразу за дверью, была грузной, уже немолодой женщиной с обесцвеченными волосами и короткими крашеными ногтями. Когда он вошел, она прекратила работу и толстые пальцы как жирные черви повисли над клавишами машинки, пока она внимательно изучала лейтенанта. Глаза ее оставались холодными, но по пухлому лицу медленно растеклась улыбка, широкая и фальшивая.

— Привет, лейтенант. — Ее маленькие глазки осмотрели поношенную шляпу, лоснящийся костюм, потом они задержались на косо завязанном узле галстука. — Давно вы нас не навещали. Как ваши дела?

— Прекрасно, — сказал Кленси деревянным голосом.

— Насколько я знаю, вы сейчас служите в 52-м участке, — продолжала женщина. Она провела полной рукой по своим обесцвеченным волосам, отвела глаза от галстука и оглянулась назад, чтобы скрыть триумфальную улыбку. Надеюсь, вам там нравится, лейтенант.

— Да, мне там нравится, — спокойно ответил Кленси и, стараясь не замечать тайно злорадствовавшей секретарши, взглянул поверх ее головы на массивную внутреннюю дверь, которая вела в святая святых — кабинет помощника районного прокурора. — Вероятно, мистер Чалмерс еще долго будет занят?

— Я скажу ему, что вы пришли.

Она неловко повернула свое грузное тело, пронеся крупный бюст над пишущей машинкой; палец нашел и нажал кнопку. В интеркоме послышался треск, затем отчетливый голос произнес:

— Да?

— Мистер Чалмерс, пришел лейтенант Кленси.

— Кленси? — Последовала небольшая пауза. — Хорошо, скажите ему, чтобы подождал.

Эти слова были отчетливо слышны усталому человеку в поношенном синем костюме. Тот с непроницаемым лицом продолжал вертеть в руках свою шляпу, потом повернулся и направился в сторону стоявшего у стены обитого кожей дивана. Тут вновь раздался пронзительный треск и интерком неожиданно вновь заговорил.

— Миссис Грин. — В голосе послышалось какое-то колебание, словно невидимый обладатель голоса был не совсем уверен. — Немного подумав, я решил, что мы можем разделаться с этим. Скажите лейтенанту, пусть войдет.

Кленси отвернулся от мягкого дивана, сулившего такой приятный отдых, и направился к внутренней двери, ощущая сардоническую улыбку на жирном лице секретарши. Он вошел и закрыл за собой дверь, борясь с желанием резко ее захлопнуть. Затем глубоко вздохнул и взглянул на человека, расслабленно сидевшего за широким столом.

— Сдерживай свой пыл, — холодно посоветовал он себе. — Ты устал и находишься не в той форме, чтобы злиться. Не позволяй этому паршивцу залезать тебе в душу; не давай ему воспользоваться твоей усталостью. И не позволяй ему взнуздать себя.

— Вы хотели меня видеть?

Помощник районного прокурора коротко кивнул.

— Да. Садитесь.

— Если вы не возражаете, я постою, — сказал Кленси. — По какому поводу вы хотели меня видеть?

Седые брови сидевшего перед ним человека поднялись.

— Как вам будет угодно. Я просил вас зайти, так как в вашем участке нужно провести определенную работу, и я хотел бы коротко ввести вас в курс дела… — Я получаю инструкции от капитана Вайса, — спокойно сказал Кленси.

— Вы прекрасно знаете, что он болен и лежит дома в постели. Но из соответствующих инстанций вы получите подтверждение моих слов. Дело в том, что речь идет о не совсем обычных инструкциях.

Его светло-голубые глаза осмотрели стол и остановились на инкрустированном ноже для бумаг. Холеная рука подняла нож и начала лениво им играть.

— Дело вот в чем. В вашем районе проживает важный свидетель, которого нужно охранять день и ночь.

Светлые глаза взглянули на него; нож для бумаг был отложен в сторону, как выполнивший свою миссию.

— Этот свидетель обещал выступить перед комитетом штата по уголовным делам в следующий вторник утром. — Легкое покашливание. — Его свидетельство может быть чрезвычайно важным. Желательно, чтобы он был жив к моменту начала заседания комитета.

Кленси знал, что за этим последует. Несмотря на свое намерение сдерживаться, он почувствовал, как в нем закипает гнев.