Рут Ренделл - Чада в лесу

Дора смотрела новости. Когда Вексфорд вошел, новости закончились и начался прогноз погоды. Как обычно — раздражающая преамбула: непередаваемой красоты существо с внешностью русалки в прекрасном парчовом наряде восседало на верхушке фонтана, волосы существа и складки одежды раздувал спрятанный за кадром вентилятор. Ведущая — гораздо более правдоподобная женщина, — водя указкой по карте, предупредила об опасности разлива еще четырех рек и показала зону низкого атмосферного давления: циклон, стремительно идущий с Атлантики, догонит тот, что уже установился над Соединенным Королевством. К утру, сообщила она, в Южной Англии прольется сильный дождь, конечно, если он уже не начался.

Вексфорд выключил телевизор. Они с Дорой подошли к окну и стали смотреть на воду, которая уже залила мощеные дорожки и передний двор. От ветра по воде шла легкая рябь, по которой, словно корабль в бушующем море, носилась ветка. Ствол тутового дерева был наполовину затоплен, и мерилом стал уже куст сирени. Поднимающаяся вода омывала его корни. Между оградой и прибывающим потопом оставалось всего несколько ярдов сухой земли. Пока Вексфорд смотрел, свет, лившийся из соседского сада, погас, и все погрузилось во тьму.

Он поднялся в спальню. Мысль о том, что двое подростков, умеющих хорошо плавать, могли утонуть, больше не казалась ему абсурдной. Не нужно богатого воображения, чтобы представить, как вся страна исчезает под захлестнувшими ее неиссякаемыми потоками воды. И люди становятся похожи на потерпевших кораблекрушение моряков: их быстро оставляют силы, а плот ненадежен — потоп настигает каждого, и перед ним равны все, старые и молодые, сильные и слабые.

Он больше не мог оставаться безучастным. И сейчас ехал в сторону Кингстонского Парка к Линдхерстскому проезду. Сидевший за рулем Вайн считал, что дети и вправду могли утонуть в Широкой Долине; там, где вода заполнила Сэйвсберийские Впадины, сейчас очень глубоко, и потому водолазы направились на поиски именно туда. Прошлой ночью инспектор тоже думал, что дети утонули. Но сегодня, когда солнце отражалось в мокрых тротуарах и золотило ветки, с которых еще стекала вода, он уже не был в этом так уверен.

Тремя часами раньше, когда он проснулся, дождь, судя по всему, только что перестал. Все еще было темно, хотя уже можно было разглядеть, что произошло за ночь. Но он не стал подходить к окну. Подумал: только не сейчас. Его пугало то, что может открыться его взору, но еще больше он страшился, что, спустившись в кухню приготовить Доре чай, увидит, как вода поджидает его у самой лестницы или мирно и безмятежно плещется на кухонном полу. Однако в доме было сухо, и когда он, поставив на плиту чайник, все же решился отдернуть занавески и выглянуть в окно, то увидел, что серебристо-серое озеро находится все там же — в десяти футах от небольшой ограды, отделяющей лужайку от мощеных дорожек.

Дождя пока не было. Метеорологи верно спрогнозировали предстоящие ливни, но ошиблись во времени. Ожидался второй циклон.

Когда инспектор вышел из машины на пересечении Кингстонского Парка с Линдхерстским проездом, с росшего у ворот остролиста ему на голову — прямо на лысину — упала большая капля воды.

Дом на углу назывался вычурно — «Антрим», и это имя совсем ему не подходило. Он отличался от остальных в Линдхерстском проезде, где нео-георгианский стиль соседствовал с ар-деко тридцатых годов, функциональностью шестидесятых, готикой конца девятнадцатого века и подделками под викторианский стиль конца двадцатого. А дом Дейдов был в стиле Тюдоров, причем стилизован так искусно, что человек несведущий легко мог принять его за оригинал. Крест-накрест положенные балки из строганого дуба, темная штукатурка, окна с ромбами стекол, обитая гвоздями дверь. Дверной молоток в виде привычной головы льва, а вместо звонка — прут из чугунного плетения. Вексфорд дернул за него.

Открывшая дверь женщина с заплаканным лицом, судя по всему, и была встревоженной матерью. Худая, тонкая и плоскогрудая. Наверное, ей сорок с чем-то, подумал инспектор. На ее миловидном лице, обрамленном массой непослушных кудряшек, не было ни грамма косметики. На таких лицах годы стресса и уступок этому стрессу отпечатываются морщинами. Когда она провела визитеров в гостиную, появился мужчина — очень высокий, на несколько дюймов выше Вексфорда. Его рост был где-то шесть футов и пять дюймов, но слишком маленькая голова не соответствовала размерам тела.

— Роджер Дейд, — резко проговорил он; произношение выдавало в нем выпускника привилегированной школы для мальчиков, и он, казалось, намеренно утрировал выговор. — Моя жена.

Вексфорд представился сам, представил Вайна. Внутренне убранство дома было также выдержано в стиле Тюдоров — всюду дерево, горгульи над камином из дикого камня (современная газовая горелка внутри была выключена), на стенах — тисненые обои, кованые светильники и пергаменты с неразборчивыми символами. Под стеклом кофейного столика, вокруг которого все и уселись, лежала карта, на которой мир был изображен таким, каким его представляли, скажем, в середине шестнадцатого века, — с драконами и плывущими по волнам галеонами. Бушующие моря напомнили Вексфорду о заднем дворе его дома. Он попросил Дейдов рассказать о выходных с самого начала.

Первой заговорила миссис Дейд:

— Мы с мужем никуда не выезжали одни после медового месяца. Можете себе представить? — Она сильно жестикулировала. — Нам отчаянно хотелось отправиться куда-нибудь без детей. Когда я сейчас вспоминаю об этом, чувствую себя такой виноватой, что словами не передать. Я уже сто раз горько пожалела о том, что даже думала так.

Ее муж — по его виду было понятно, что меньше всего на свете он отчаянно желал бы отправиться куда-нибудь в компании жены, — вздохнул и закатил глаза:

— Катрина, ты ни в чем не виновата. Перестань уже, ради бога.

Тут из глаз ее покатились слезы — она даже не пыталась их остановить. Подобно воде за окном, они хлынули и размыли уже окрепшие берега, тонкими струйками стекая по ее щекам, пока сама она судорожно вздыхала и всхлипывала. Доведенным до автоматизма жестом, каким закрывают кран или двери, Роджер Дейд всунул ей в руки охапку салфеток из стоящей на столе коробки, словно это уже давно стало для него привычным делом. Коробка с салфетками размещалась в футляре из полированного дерева, окованного латунью, и, видимо, была в этом доме таким же необходимым предметом, как в других — журналы или CD-проигрыватели. На Катрине Дейд был тинэйджерский голубой наряд — что-то вроде коротенького халата, который в такое время суток наденет не каждая приличная женщина. Вексфорда позабавило, как старательно Вайн стал отводить взгляд, когда края голубого одеяния разошлись и обнажили значительную часть голого бедра.