Джон Кризи - Красотки инспектора Уэста

— Хорошо, Харрис, это очень важно. И как ты поступил?

— Я не подал виду, что узнал его, — рассказывал Харрис, — прошел мимо с таким же бесстрастным выражением, какое сейчас у вас, сэр, и свернул за угол. Мне повезло — там как раз оказался сержант Доузи на велосипеде. Я шепнул ему на ушко, и он позвонил в Ярд. Я решил, что лучше обратиться прямехонько в Ярд, а не в участок. Может, я не прав, сэр…

— Начальство тебя простит, — заверил Роджер констебля.

Они держали путь в Челси, к дому на берегу Темзы, возле которого была замечена женщина, похожая на Дикерсона. Роджер так давно дожидался этого момента, что сейчас ощущал в груди болезненную тревогу. Харрис был твердо уверен в своей правоте, но ведь парень вполне мог ошибиться.

Это был большой дом из красного кирпича, окруженный разросшимися деревьями и кустарником, где могли спокойно спрятаться несколько человек. Неподалеку они увидели гараж на две машины и покрытую шифером вышку в углу ограды. Местность моментально оцепили. Все были возбуждены, но действовали четко и продуманно. Роджер в сопровождении суперинтенданта участка Челси направился к дому. Гравий подъездной дороги весь порос сорняками, на всем лежала печать запустения, однако на окнах висели занавески, и за ними могло ожидать все, что угодно.

Роджер позвонил, потом постучал в дверь. Никто не ответил.

Под прикрытием десятка полицейских Роджер отыскал незапертое окно.

Дикерсона в доме не оказалось. Здесь вообще никого не было. Зато полиция обнаружила два серых костюма из гладкой саржи, женское нижнее белье, чулки и туфли слишком большого для женщины размера. На всем отпечатки пальцев Дикерсона. Помимо этого были обнаружены дымовые шашки, хлопушки и прочие «фокусы».

В одной из комнат на первом этаже висели семь больших фотопортретов королев, рекламирующих мыло и моющие средства фирмы Конуэйз. Пять были повернуты к стене. Только Риджина и Норма приветствовали вошедших улыбкой.

Роджер повернул портреты от стены.

Они все были размалеваны либо краской, либо губной помадой.

На лицах Риджины и Нормы не было ни пятнышка.

Здесь же оказалась еще одна улика — запачканная землей визитная карточка.

«Преподобный Э. Милсом, приход Сант-Клео, Челси».

Роджер беседовал с викарием Сант-Клео в его заставленном книгами кабинете с потертой мебелью, в котором священник, судя по всему, проводил почти все свободное время. Он сильно постарел — смерть сына, кажется, навсегда выбила его из колеи.

— Да, я давно знаю Уилфреда Дикерсона, — сразу же признался он. — Это мой прихожанин. Однако наше знакомство носит очень поверхностный характер.

— А вашего сына он знал?

— Да, Хэролда он знал, — с уверенностью заявил Милсом. — Когда-то Хэролд собирался устроиться на работу в Конуэйз. Но Дикерсон его отговорил.

— Почему? — вырвалось у Роджера.

— Потому что, как он выразился, в таком большом синдикате у человека не много возможностей себя проявить. Ведь Дикерсон считал себя обиженным.

— Чем? — с невольным Интересом спросил Роджер.

— Своим положением в Конуэйз.

— И вы, разумеется, знаете, в чем тут дело.

— Да, я знаю, — кивнул священник. — И признаться, не осуждаю его за это. Когда-то он владел небольшим предприятием по производству мыла, доставшимся ему от отца. Конуэйз навязала очень жесткие условия конкуренции, в результате чего Дикерсон потерял свою мыловарню — ее поглотила Конуэйз. В качестве компенсации ему была предложена должность в Конуэйз. однако…

Священник не докончил фразу, очевидно решив, что его соображения не могут интересовать полицию.

— И когда это случилось? — спросил Роджер.

— Лет тридцать тому назад.

— Вы знакомы с миссис Хауорд?

— Нет. Я знал, что у Дикерсона был в молодости неудачный роман, но с кем — узнал только сейчас, благодаря газетам. — Священник откинулся на спинку кожаного кресла с протертыми буквально до дыр подлокотниками и закрыл глаза. О производил впечатление чрезвычайно утомленного человека. — Я тут целый день убеждаю себя повидать вас, мистер Уэст, поделиться своими соображениями, но мне все казалось, что они не стоят выеденного яйца.

— Вы даже себе не представляете, как могут пригодиться любые мелочи, — сказал Роджер уже совсем неофициальным тоном.

— Вероятно, вы правы. Это по поводу яда. Мышьяка.

— Что?!

Милсом открыл глаза. Роджер обратил внимание, что в них снова была та самая странная невозмутимость, поразившая его тогда, в церкви. Будто священник борется с какими-то чувствами, которые, как он считает, ему не подобают.

— Разумеется, я читал про отравленные конфеты и про гербициды. Так вот, сегодня утром я обнаружил, что из моей теплицы исчезла жестянка. — Как бы предвосхищая вопрос Роджера, священник уверенно заявил: — Последний раз я пользовался ядом за несколько дней до появления в моем доме сына.

Голос его звучал бесстрастно, точно страдания выхолостили все чувства этого человека.

— Священник все-таки заговорил, — изрек Тернбул. — Значит, он не может ответить на наш вопрос, почему его сын находился в бегах?

— Похоже, что нет.

— Скорее всего, он водит нас за нос, — заключил Тернбул. — Но мы из него порядочно вытянули. Нам теперь известно, что это за гербициды. Их вполне мог взять Дикерсон — он ходил в эту церковь, а значит, был знаком с расположением помещений как в ней, так и на колокольне. По всей вероятности, они встречались у священника с молодым Милсомом. Половина из сказанного мной не выдержит проверки фактами, но что-то подтвердится.

— А больше ничего ты отсюда не извлек? — спросил Роджер.

— Откуда?

— Из рапорта, — терпеливо пояснил Роджер. Он составил его очень подробно, а Тернбул внимательно изучил.

— Нет. А что там еще?

— Возможно, я ошибаюсь… Прошу тебя, подумай над ним, и если тебе придет в голову то же самое, что и мне, мы, кажется, сумеем ответить на кое-какие вопросы.

Роджер предложил Тернбулу свои сигареты. Тот закурил и ухмыльнулся. Казалось, он был озадачен.

— Если в твоем рапорте что-то есть, я непременно это извлеку, — с уверенностью заявил Тернбул. — Спасибо. А как там Тэлбот?

— Пока никак. Но у нас еще есть время.

Дерик Тэлбот встал с постели, подошел к окну и сел, задумчиво глядя в даль. Пошел второй день с тех пор, как Риджину поселили в каком-то убежище. Дерик был небрит, в мятой пижаме, с всклокоченными волосами — словом, полностью лишился былого лоска, столь впечатлявшего многих.

Буркнув себе под нос что-то невразумительное, он встал, приготовил чай и направился к входной двери. Газету уже принесли, но другой почты еще не было. Шел восьмой час утра. На душе у Тэлбота было погано, к тому же он плохо спал. Последнее время он спит отвратительно.